и дед, и родители возлагали большие надежды. Он рос смышленым, активным, все понимали, что дедовская кровь сделает из него прекрасного офицера. К сожалению для отца, Мурат не стал его правой рукой, к его делам Мурат относился спокойно, даже равнодушно. Он не сумел бы и курицу в голодный год продать, не то чтобы возглавить отцовскую компанию. Все понимали, что кровь Мурата была в меньшей степени разбавлена, а со временем, и Мурат это хорошо чувствовал, он все больше и больше становился похожим на деда. Особенно это проявлялось во время службы.
Карьера Мурата продвигалась медленно, потому что карьеризму и интригам он предпочитал военное дело. Во время Русско-Японской войны он был дважды ранен при обороне третьего форта Порта-Артура под командованием старшего офицера артбатареи Али-Ага Шихлинского. Был представлен к награде, получил Георгиевский крест и орден Св. Анны. Долго пролежал в госпитале, где с горечью узнал о поражении и подписании тяжелого для России мира. Новым ударом для него стали беспорядки, начавшиеся еще в январе 1905 года. Лежа в госпитале в Оренбурге, он рвался в столицу. Он не был политиком, не умел врать и изворачиваться, а ценил только чистое и легкое сердце, как это принято на Кавказе. Когда лечение закончилось, ему предложили отправиться на службу в столичный полк, но Мурат отказался, решив отправиться на Кавказ, узнав, что там тоже развернулись революционные беспорядки. Он участвовал в подавлении выступлений, жестко исполнял решения военно-полевых судов и карал солдат, уличенных в поддержке революционных идей. Мурат искренне верил, как и его дед, что Россия держится на самодержавии, что любые попытки изменить ее строй повлекут за собой крах империи, как судно без жесткого и сильного капитана среди волн и скал обречено на гибель.
Этим июньским утром он с другом, поручиком Косыгиным, прибыл на поезде в Баку из Эревана, получив долгожданный отпуск. Лошадей взяли с собой, благо поезд позволял. Мардакян остался позади, а впереди ждал родительский дом.
– Слушай, Косыгин, как бы ты со мной поехал, если бы я тебя в очередной раз не спас от женитьбы, а? – со смехом вдруг сказал Мурат и поглядел на своего приятеля.
Тот надулся театрально и произнес:
– Вот хочешь верь, хочешь не верь, а ведь ты разбил мне сердце. Я ведь по уши был влюблен в ту армяночку.
– Мишка, ты каждую неделю в кого-то влюблен, – захохотал Мурат. – Ты хоть имена-то их запоминаешь?
– Практически всех до одной, – уверенно парировал Косыгин, покручивая рыжеватый ус. – Что поделать, если я просто теряю голову при виде красивой женщины. Что с того? Ты сам-то не теряешь головы от шляпок, тонких талий, ямочек на щечках? – Косыгин мечтательно закинул глаза к небу.
В это время Мурат со смехом постучал кнутом по его голове.
– Голову? Это ты называешь головой? По-моему тобой вовсе не она руководит, а дурная
