Только не думаешь ли ты, что деньги эти они потратят на что-то путное? Пропьют… Знаешь, сколько они должны на деревне? Вчера я с Руденко разговаривал, так тот жаловался, что задолжали не одну сотню и уже который месяц не отдают!
– Не волнуйся, уж Руденко они точно по осени отработают! Они у него всегда работают! – не смогла скрыть иронии девушка.
Она не сказала, что и ей Масько должны, с зимы еще должны, но она уж и не надеется, что отдадут. Может быть, помогут по хозяйству, когда нужно будет. Они ведь никогда не отказывают, да и Полянская по этому поводу не особенно переживала. Девушка знала: им туго приходилось зимой, и она, как и все в деревне, хоть как-то пыталась помочь.
– Ну, конечно!
Злата не стала развивать эту тему, прекрасно понимая, что с Дорошем говорить об этом и что-то доказывать совершенно бесполезно. С их первой встречи Горновка, ее жители и события, происходящие здесь, были тем самым камнем преткновения, разрушить который они не смогли. И вряд ли когда-нибудь смогут. Дорош в идеалы не верил, давно разочаровавшись в них, жил, как живется, превыше всего ставя собственные интересы.
У бабы Ариши двери в покосившихся сенцах были нараспашку. Огород давно зарос бурьяном. Ее дочка и внучка с мужем сначала еще пытались что-то сажать здесь и убирать урожай, а потом махнули рукой. Они бывали здесь наездами. А Максимовне уже исполнилось восемьдесят пять. Для нее самой возня на огороде осталась в прошлом, и все в деревне понимали, что лучшим вариантом для нее было бы уже переехать к дочке в другую деревню. Но баба Ариша категорически отказывалась покидать свой дом, условия в котором были не самыми подходящими для проживания. Но старушку это не волновало. Конечно, соседи ее не оставляли. Баба Валя приходила каждый день, Масько наведывались, баба Нина хоть и ворчала, но все равно иногда захаживала и приносила что-то из продуктов, а то и вовсе готовую еду. И Злата тоже приносила и каждый раз выслушивала одно и то же: как плохо Сашке в тюрьме. Как он страдает и хочет домой. С той скудной пенсии, которую старушка получала, она отсылала непутевому внуку какие-то деньги и посылки, жалея его и печалясь о нем. Она уже не вспоминала о Маринке, которую ее любимый внук убил, да и о Машке по большому счету тоже.
Жена внука была Максимовне чужой, а вот Сашка, несчастный сиротинушка, за что ж так жестоко наказан? Десять лет строгого режима! Полянская слушала Максимовну, не перебивая, сказать ей было нечего.
Не спорить же и что-то доказывать бабульке, которой перевалило за восемьдесят. Но эти разговоры были Злате крайне неприятны. Они оживляли в памяти воспоминания, с которыми она предпочла бы навсегда расстаться.
Она снова вспоминала Маринку, Маню, которой столько пришлось пережить в раннем детстве, и понимала: ей не жаль Сашку и никогда не будет. Сострадать ему и сочувствовать она не могла. Злата не была жестокой, но если бы на то была ее воля, он получил бы еще больше. Он должен был лежать в могиле рядом с Маринкой. Вот это было бы справедливо и правильно.
Еще во дворе до них донесся
