εἰ μισεῖς, σὺ φιλεῖς με·εἰ δέ με μὴ μισεῖς, φίλτατε, μή με φίλει.
Если ты любишь меня, ненавидь, ненавидя, ты любишь.
Коль отвращения нет, милая, нет и любви.
Должно быть, в самой изысканной, дистиллированной форме это клише подано у Катулла:
Odi et amo. quare id faciam, fortasse requiris.
nescio, sed fieri sentio et excrucior.
Ненависть – и любовь. Как можно их чувствовать вместе?
Как – не знаю, а сам крестную муку терплю[7].
Порой поэты греческой лирической традиции осмысливают состояние эротической любви до такой степени концептуально, однако в общем и целом Сапфо и ее последователи предпочитают концепциям физиологические образы. Момент, когда душа, объятая желанием, разделяется надвое, представлен как дилемма тела и рассудка. Сапфо, как мы уже увидели, ощутила на языке «горечь и сладость» момента. В более поздних стихотворениях такая двойственность вкуса превращается в «горький мед» (Anth. Pal., XII, 81), «сладкую рану» (Anth. Pal., XII, 126) и «эрос сладких слез» (Anth. Pal., XII, 167). В стихотворении Анакреонта Эрот сбивает влюбленного с ног, обдав сперва жаром, а потом холодом:
μεγάλῳ δηὖτέ μ’ Ἔρως ἔκοψεν ὥστε χαλκεύς
πελέκει, χειμερίῃ δ᾽ ἔλουσεν χαράδρῃ.
Как кузнец молотом, вновь Эрот по мне ударил,
А потом бросил меня он в ледяную воду[8].
– тогда как Софокл сравнивает это со льдинкой, тающей в теплых ладонях (Radt, fr. 149)[9]. Более поздние авторы смешивали ощущения жара и холода с метафорой вкуса; так получился «сладкий огонь» (Anth. Pal., ХII, 63), влюбленные, «обожженные медом» (Anth. Pal., XII, 216), стрелы Эрота «закалены в меду» (Anac., 27E). Поэт Ивик помещает эротический парадокс в дихотомию «мокрое-сухое» – «сверкающий молнией ветер фракийский» желания несет ему не дождь, а «жгучее безумие»[10] (PMG, 286, 8–11). Возможно, эти тропы отчасти основаны на античных представлениях о психологии и физиологии, связывавших приятные, желанные или положительные действия с ощущением жара, жидкости и таяния, а неприятные или ненавистные – с холодом, сухостью и застыванием.
Но никто не обещает простой карты эмоций. Желание – вещь непростая. По-гречески акт любви именуется «смешивание» (mignumi), а желание расплавляет члены (lusimelēs, ср. фрагмент из Сапфо выше). Смешались телесные границы, смешались и ментальные категории. Бог (pothos, желание), плавящий члены, сокрушает влюбленного (damnatai), точно враг на поле битвы:
ἀλλά μ᾽ ὁ λυσιμελὴς ὦταῖρε δάμναται πόθος.
Плавящий члены бог меня сокрушает.
Очертания любви и ненависти, следовательно, воспринимаются в связи со всевозможными сотрясениями чувственной сферы. Каждое такое сотрясение требует принятия решений и действий, но решение невозможно, а действие – парадокс, когда чувства возбуждены эросом. Даже повседневная жизнь дается с трудом; поэты говорят о последствиях поступков и суждений:
οὐκ οἶδ ὄττι θέω· δίχα μοι τὰ νοήμματα.
Я не знаю, как быть: у меня два решения[11], —
говорит Сапфо
Пер. С. Шервинского. –
Пер. Г. Церетели. –
См. образ «льда-удовольствия» в обсуждаемом далее фрагменте Софокла. –
Пер. В. Вересаева. –
Пер. В. Вересаева. –
