кимоно, и Кента с замиранием сердца понял, что эти высокие красивые юноши, спешащие мимо них, из Дзисин. Они – ученики оммёдзи.
Кента посторонился, пропуская одного, но случайно натолкнулся спиной на другого.
– Эй, глаза разуй, деревенщина! – рыкнул на него юноша-дзисинец, разбивая охвативший Кенту восторг, как хрупкую чашу. – Гнать вас всех надо…
Толкнув Кенту плечом, он пошел дальше, а товарищи ни словом, ни делом не урезонили его.
Рядом возник Хизаши и тихо спросил:
– Оставишь это так? Он обозвал тебя деревенщиной.
Кента с силой сжал пальцы на узле котомки. Гнев вспыхнул мгновенно и так же быстро угас.
– Но ведь в его словах есть доля правды. Я пришел из маленькой деревеньки, название которой тут наверняка никому не известно. Для них, – он посмотрел вслед удаляющимся спинам, – я деревенщина.
– Вот ты странный, – хмыкнул Хизаши. – Я бы не спустил оскорбления.
Он его подначивал, даже Кенте было понятно, поэтому он с легкостью избежал расставляемой ловушки.
– Здесь наши пути разойдутся, – сказал Кента, чувствуя неловкость. – Удачи тебе, Мацумото-кун.
И, рассудив, что жилье дешевле, чем дальше оно от центра и от школы оммёдо, пошел прочь.
– Почему ты опять со мной прощаешься? – раздалось ему вслед. – Разве мы не договорились идти в Кёкан вместе?
И точно, прицепился как онрё[13] к обидчику. Кента ускорил шаг, но, судя по торопливому стуку гэта за спиной, Хизаши не отставал.
– Не бросай меня, эй! Эй!
Кента едва не вписался лицом в раскрывшийся перед носом зонтик, которым Хизаши подцепил его, как рыбак ловит на крючок рыбу. Развернувшись, Кента прямо встретил хитрый взгляд. Вечерний полумрак скрадывал нечеловеческие особенности, и Мацумото было не отличить от людей.
– Я знаю хороший рёкан. Лучше ты все равно не сыщешь.
– Я не гонюсь за роскошью.
– Ну это-то я заметил, – фыркнул Хизаши. – Идем же скорее.
И он просто схватил Кенту за запястье и повел за собой. Люди не обращали внимания, для них они были лишь еще одними путниками, коих дорога вывела к Ямасите, а завтра поведет дальше. Кента поддался любопытству, и пока Хизаши продолжал тащить его за собой, оглядывался по сторонам: вот закрытая лавка торговца овощами, вот красный фонарь крохотной идзакаи, вот вывеска с изящной каллиграфией. Улица становилась все шире, фонарей на ней горело все больше, и наконец Кента смог высвободить руку, а после обнаружить перед собой каменные ступени, ведущие к крыльцу двухэтажного строения на высоком фундаменте, таких Кента прежде не встречал, в деревне все дома были низкими, на сваях, и под полом часто прятались енотовидные собаки, а один раз Кента выманил оттуда тануки[14]. Над входом тут нависала изящная закрытая галерея, с просачивающимся сквозь тонкие перегородки уютным желтым светом.
– Мы
Онрё – беспокойные разгневанные духи людей, умерших с сильными эмоциями ярости, ненависти, обиды.
Тануки – ёкай-оборотень в виде енотовидной собаки, символизирующий счастье и благополучие.
