набитого доверху пакетиками, разнокалиберными баночками, кастрюлями и круглыми глубокими тарелками, внезапно повеяло такой вонючей гнилью и плесенью, как если бы внутрь промерзшего металлического шкафа, не ровен час, пробралась случайная голодная мышь. Однако вешаться она бы точно не стала – сбежала бы однозначно.
– Вот что, дочь, пока нас с тобой не вывернуло наизнанку со всеми потрохами, тащи-ка мешки, будем весь этот хлам выбрасывать…
– Фу, я не буду этого делать, – скривилась Маришка, демонстративно закрыв пальцами нос.
– Как это не будешь? А кто будет, Пушкин? Давай тащи, надо же что-то делать, раз больше некому…
– Спасибо, я есть уже не хочу, – по-прежнему упрямилась кучерявая Маришка.
Александр, и сам уже теряющий терпение из-за вони, исходящей из холодильника, а еще больше – из-за возмутительной ленивой бесхозяйственности и безалаберности супруги, нахмурил брови и сорвался на грубый командный голос:
– Быстро неси мешки, убирать будем вместе, и без разговоров! И впредь, если мать не успевает следить за съестными припасами, будешь делать это сама, ты же считаешь себя взрослой?!
И правда, девочка, поначалу недовольно нахмурив брови, сделалась вдруг послушной, в два прыжка заглянула в хозяйственную комнату, отыскала там несколько мешков и прибежала с ними к отцу, все же не отнимая пальцев от чувствительного к запахам носа.
С каждым мешком, с каждой банкой некогда дефицитного продукта, отправленного в мусорный бак, Александр багровел и багровел, понимая, сколь много денег, а главное – труда стоило все это изготовить, купить, точнее, достать. Когда он расправился с запасами на двери холодильной камеры, в ход пошли кастрюли и тарелки с засохшими кусками месива, которое дней двадцать назад являлось салатом, с бурной неблагородной плесенью, что поселилась в бурде под названием «щи из квашеной капусты», с позеленевшей колбасой, притаившейся в застенках еще в канун Международного женского праздника. Все это действо, разумеется, сопровождалось громким отзвуком: от соприкосновения кастрюль со стеклом и фарфором что-то разбивалось, звенело, бренчало и выливалось, отчего две заблудшие подружки в креслах вмиг проснулись, незаметно похватали свои сумки и с испуганными глазами выскочили вон. Пробудилась и хозяйка, в едва запахнутом халате она появилась на кухне, не вполне протрезвевшая и всклокоченная:
– Что за гром, а драки нет?
– Сейчас будет… Дочь, вытри пол, из мешка пролилось, пока я мусор выброшу…
– А мы с девчонками вчера немного посидели, отметили, так сказать, покупку «мерседеса»… Ой, а как мы домой ехали, нас чуть не убили! – Не обращая внимания на слизкую лужу, разлитую из бренчащих полиэтиленовых мешков, доверху наполненных испорченной снедью, Татьяна присела на стул со вздохом: – А пивка нет? А чем это так несет?
– Нет пива,
