горсть!
Они ещё долго так кричали, радуясь первому ливню. Но дождю не видно было конца. Он лил как из ведра и после полудня. Гуси, потеряв терпение, стали кричать жаждущим влаги лесам вокруг озера Ивешён:
– Мало вам, что ли? Мало вам, что ли?
Небо всё больше затягивало свинцово-серой пеленой, а солнце спряталось так далеко за тучи, что никто не мог понять, где оно. Дождь всё усиливался. Он тяжело барабанил по крыльям гусей, пробираясь сквозь жирные перья к самой коже. Дождевая завеса заслонила землю; озёра, горы и леса слились в туманной круговерти, и стало невозможно разглядеть дорожные вехи. Гуси летели всё медленнее, весёлые крики смолкли. Мальчику стало очень холодно.
Хотя у Нильса было тяжело на сердце, но, мчась верхом в небе, он не терял мужества. Старался он не падать духом и тогда, когда после полудня дикие гуси приземлились под карликовой сосенкой посреди большого болота. Здесь было сыро и холодно, на отдельных кочках ещё лежал снег, другие обнажённо торчали из полуталой ледяной воды. Нильс сразу же принялся за дело: он усердно искал мёрзлую клюкву и бруснику. Но вот настал вечер, болото окутала такая густая мгла, что даже зоркие глаза мальчика ничего не могли разглядеть. Безлюдная дикая пустошь вселяла в него ужас. Мокрый и озябший, он забрался под крыло гусака, но уснуть не мог. Ему слышались какие-то шорохи, шелест, тихие крадущиеся шаги, дальние грозные голоса. А где-то светло и тепло… «Хоть бы одну-единственную ночь провести среди людей, – думал мальчик. – Посидеть бы немного у очага и чего-нибудь поесть. К диким гусям я мог бы вернуться ещё до восхода солнца».
Нильс тихонько выполз из-под крыла и соскользнул на землю. Не разбудив ни Мортена, ни других гусей, он осторожно и незаметно прокрался через болото.
Где на сей раз приземлились гуси – на землях Сконе, Смоланда или Блекинге, – мальчик толком не знал. Но перед тем как опуститься на болоте, он мельком сверху увидел большое селение, какие часто встречаются на севере и каких не увидишь на равнинах юга; туда-то он и направился. Вскоре он набрёл на дорогу, которая вывела его на длинную, засаженную деревьями сельскую улицу, образованную стоявшими бок о бок усадьбами.
Жилые дома здесь были деревянные, нарядные, многие из них – с резными карнизами, с верандами, застеклёнными разноцветным стеклом. На окрашенных светлой масляной краской стенах чётко выделялись голубые, зелёные и красные, точно огоньки, двери и оконные наличники. В тёплых горницах болтали и смеялись люди. Разобрать их слов он не мог, но как отрадно было слышать человеческие голоса! А при виде освещённых окон страх с него как рукой сняло. Зато он снова почувствовал ту робость, которая теперь всегда нападала на него вблизи людей. «Как меня встретят, если я постучусь и попрошу позволения войти?» – гадал мальчик. «Надобно, пожалуй, часок-другой присмотреться, прежде чем попроситься в дом», – решил он.
В это мгновение балконная дверь дома, мимо которого
