мне называть тебя «Сахарная кукуруза»».
«Ты когда освободишься, позвони. Есть серьезный разговор».
И вдогонку:
«Слушай… Я не пугаю. Просто позвони. Ругать не буду».
Папа никогда не ругал. Что бы я ни вытворяла. Всегда вправлял мозги долгой воспитательной беседой. Меня это не бесило, как случалось у сверстников. Постоянно все на проповеди родителей жаловались. Тот же Ярик… Опять я о нем…
Я обожала с папой разговаривать. У него на все находятся самые веские аргументы и самые крутые примеры. Всегда с открытым ртом его слушала. И старалась не подводить. Для меня самой худший кошмар – разочаровать родителей.
Не хочу дальше ковырять раны, но упорно тянет смахнуть ленту «входящих» на самый верх. Там находится наша переписка с Ярославом. Он у меня всегда первым был. По частоте всех перебивал. Мог «наговорить» что-то, даже когда мы в одной комнате находились. А уж когда разбредались по домам, смартфон, не умолкая, пиликал, оповещая о новых сообщениях.
Листаю и жму пальцем, чтобы открыть.
Смеюсь сквозь слезы, проигрывая видеозапись, где он снимает себя в зеркале с обнаженным торсом. Пыхтит сигаретой, корчит лицо и мышцы надувает. Под видео приписка: «Сладких снов, святоша».
На следующей – Ярик, пошло двигая бедрами, танцует под латину. Камера, должно быть, установлена на штативе. В кадре он во весь рост и, как всегда, с зажатой в зубах сигаретой.
Прижимая ладонь к разнывшемуся животу, чувствую, как безотчетно ускоряется сердцебиение и учащается дыхание. Чтобы добить себя, нахожу нашу августовскую переписку.
Ярик: Ну, ты как там, святоша? Догоняешь?
Я: Да-да-да! Одна минута десять секунд, как мне восемнадцать!
Ярик: Аллилуйя!
Я: Ты выходишь?
Ярик: Угу. Сейчас заберу, Маруся. Выскакивай.
Я: Забирай меня скорей, увози за сто морей и целуй меня везде – я ведь взрослая уже!
Ярик: Охотно. Весьма. Только помни, у меня язык шершавый. Не прекращай обо мне фантазировать. Смочи дозревшие лепесточки, как следует. Проверю.
Я: Фу! Ярик! Гад ты!
Ярик: Ты же меня любишь?
Я: Нет!
Ярик: Лгунья. Жду под воротами.
Я: Спускаюсь.
В кухню входит сам Градский, и я от неожиданности подскакиваю. Дышу взволнованно, словно застигнутая за чем-то постыдным. Хорошо, что слезы высохли. Пытаюсь склеить невозмутимое лицо, пока он, угрюмый, гремит посудой.
– Что ты ищешь?
– Вчерашний день.
– Ну, и оставайся голодным! Жри свои чипсы! – взрываюсь я. – Раз ты такой придурок…
Вылетаю из кухни и в сторону ванной несусь.
Хватаю первый блок сигарет. Вскрываю пачки, одну за другой. Яростно кроша, сыплю табак прямо на кафель.
Каким-то отчаянием горю… Пока не распахивается дверь, с грохотом влетая в стену.
– Ты что,
