style="font-size:15px;"> Борюсь с собой, чтобы откопать зарытое под обвалами совести долбаное благородство, развернуться и предупредить ее:
– Войдешь в дом, будут проблемы.
Она тормозит и замирает. Бурно краснеет, а я ведь от этого тоже прусь.
Черт, на хрена все это?
На самом деле нам не нужно говорить, чтобы услышать друг друга. Знает, что подразумеваю. Чувствует. Видит. Принимает.
Да, ничего не изменилось.
В прошлый раз покалечились. Сейчас-то еще хуже будет. Осознаю я, осознает она.
– Папа просил тебя зайти к нам на ужин, – сообщает взвинченным и оскорбленным тоном моя святоша.
Блядь, да не моя!
Три года прошло. Куда, на хрен, подевались хваленые выдержка и хладнокровие? Накопил же. Где оно теперь, рядом с ней? Чертовщина адская.
– У меня другие планы.
Нужно развеяться и кого-нибудь трахнуть. Кровь из носу. Я должен помнить об этой установке, она поможет справиться.
– Так и передать?
Твою мать…
– Передай, что зайду.
Какая-то дикость, однако, судя по ее реакции, она напугана и рада одновременно. Много чего о ней знаю, кажется, что абсолютно все, но сейчас, как-никак, выстреливает что-то новое.
– Хорошо.
Вздыхаю с облегчением и тихо матерюсь, когда уходит. Раздраженно прочесываю ладонью лицо, прежде чем развернуться и двинуть в обратном от нее направлении.
Что за дебил? На хрена соглашался? Папу Тита я, безусловно, уважаю, но давно научился выкручиваться. Хотел бы, сказал, что зайду в другой раз… Когда ее дома не будет. Хотел бы, так и сделал бы.
Только я другого хочу. И никак не могу это перекрыть.
5
Мария
Ему правда так легко все это отпустить?
Домой едва ли не бегом возвращаюсь. Но дыхание сбивается, конечно же, не поэтому. Столько километров за плечами, давно научилась его контролировать. С Градским на ровном месте все системы сбой дают. Легкие раздуваются и тревожно трепыхаются, словно купол парашюта на штормовом ветру. Щеки пылают. Сердце выскакивает. И я уже знаю, как ты его ни привязывай, на какие цепи ни сажай – выскочит.
«Войдешь в дом, будут проблемы…»
Слова. Голос. Взгляд.
Мурашки все еще носятся по коже. На пороге всем телом содрогаюсь, аж мышцы сводит.
Зачем он так сказал?
Влетев в дом, захлопываю дверь и приваливаюсь к ней спиной. Прикрыв глаза, прижимаю к груди ладони.
– Маруся?
Папа застигает меня врасплох. На всплеске эмоций едва не верещу.
– Блин! Черт! Пап! Испугал!
– Что такое? – вздернув брови, неожиданно смеется. – Кукуруза?
– Ох, перестань меня так называть!
Взмахиваю руками, не зная, как еще справиться с переизбытком всего, что теснится в груди. Фонтанирую на ровном месте.
Пипец…
