ее и резко притискиваю к сетке вольера. Фиксирую ладонями плечи и застываю.
Какого черта ты делаешь?
Святоша явно пугается и пребывает в шоке. Таращит глаза и жадно глотает дрожащими губами воздух.
Твою мать…
Вблизи она красивее, чем я помню.
Твою мать… Твою мать…
Я должен ее отпустить, а вместо этого приближаюсь. Настолько, что ощущаю на подбородке ее сорванное горячее дыхание.
Чувствую запах. Она пахнет точно так же, как я, черт возьми, помню. Сквозь меня тысячи вольт электричества проносятся. В груди с гулкой и жгучей вибрацией дребезжат давно неиспользуемые струны.
Чердак подрывает. Пространство вокруг качает.
На мгновение даже охреневаю от столь бурной реакции. Забыл, как это бывает, рядом с ней.
Впиваемся друг в друга взглядами. Ее зрачки молниеносно, прямо на моих глазах, расширяются. Это завораживает. Ныряю в этот омут. С головой, блядь.
Не могу перекрыть рванувшие из дальних закромов воспоминания: как впервые пробовал ее на вкус, ощущал ее тело под собой, врывался, отбирая самое сокровенное…
Да, сука-жизнь выводит на «развод[!Развод – поверка, смотр с элементами ритуала и строевых упражнений в армейских, полицейских или военизированных частях.!]».
Зачет, бля. Уела.
– Ты… Ты больше… Ты никогда больше со мной не заговоришь?
Маруся напугана и расстроена. От этого я, как когда-то, вопреки многочасовым проработкам, чувствую себя полным дерьмом.
Сука, какой черт обрек меня на эту пожизненную зависимость?
Нельзя впускать ее. Нельзя.
– Что тебе надо? – преодолевая разброс эмоций и еще тонну какой-то чехарды, сердито выдыхаю я.
Рывком отстраняюсь и замираю на приличном расстоянии. Не держу ведь больше, а она не решается отлепиться от сетки. Стоит, будто в ожидании расстрела.
– Я лишь… Только хотела попросить, чтобы ты закрывал калитку, когда выпускаешь Луку, – говорит быстро, практически без пауз.
С первой подачи трудно разобрать эту скороговорку. Долго смотрю на нее, не моргая. Прокручиваю и заторможенно допираю, из-за чего принцесса нервничает. Лука серьезно намерен присунуть ее сучке, и Марусе это походу не по нраву. Не удивительно.
– Это все?
Смотрит, словно чудо произошло.
– Нет, не все.
Конечно, нет. Если бы не скопившаяся масса непонятных эмоций, заржал бы над этой царской наглостью. Впрочем, быстро забываю обо всем, что мог бы сделать, когда Машка сглатывает и зажмуривается, чтобы собраться с силами продолжить.
Твою мать…
Пытаюсь убедить себя, что на мне это больше не работает.
Твою мать…
Еще как работает!
– Быстрее можно? У меня нет времени… – голос обрывается,
