чтобы его остановили! Ни хр*на!
В его распоряжении находились все необходимые ресурсы: мощь, техническое умение, силовая выносливость. В одно мгновение все это вырвалось из-под контроля. Градским руководила лишь чистая и безжалостная ярость.
– *бать, Град! Хватит! Тормози!
Бил и бил Закревича, словно в конечном итоге намеревался забить ублюдка насмерть. Брызнула кровь, мышечные ткани стали мягкими, появился характерный чавкающий звук.
– Прекратите немедленно!
– Твою мать, Серега! Харэ уже…
– Град, пожалуйста, остановись!
У Карпа ничего не получалось, а никто другой просто не посмел бы остановить Градского.
Выпустил Закревича, лишь когда осознал, что тело того обмякло. Тогда позволил себя оттащить. Судорожно перевел дыхание, но оно все равно осталось учащенным. Проклятое сердце ломало грудную клетку. Эмоции и гормоны, которые он всю свою жизнь теоретически изучал, вошли в сговор и устроили внутри него коренной переворот.
Раньше слышал, что чувства могут разрывать изнутри. Но, как оказалось, и близко не понимал, что это значит. Теперь не знал, как с ними справиться. Каким должен быть алгоритм действий, чтобы не сбросить кожу и не превратиться в зверя?
Содержимое желудка перевернулось и толкнулось вверх. Пришлось несколько раз кряду сглотнуть, чтобы остановить рвотные позывы. Получилось. Но все еще предпринимал попытки вернуть дыханию нормальную ритмичность.
Алина первой бросилась приводить Закревича в сознание. Хлестнула в залитое кровью лицо воду, повернула на бок.
– Давай же, скотина… Ты не имеешь права подыхать.
Очухался. Закашлялся. Простонал и снова закашлялся.
А Градского так и подмывало вернуться и продолжить. И если он все же стал зверем – без разницы. Чудовищем. Бешеным псом, который сорвался с цепи. Любым существом.
– Вас ждут большие проблемы, Сергей, – проскрипел седой хлыщ, ведущий у них курс информационных технологий.
«Положить, нахр*н».
Глянул на старика, как на таракана. Испытал абсолютное безразличие к обещанию, что ему как-то прилетит за содеянное. И не в обычном смысле, к которому он привык. Это гребаное безразличие тоже являлось каким-то яростным. В аудитории, кроме хлыща, возились еще несколько преподавателей. И Градский как будто ждал, чтобы кто-то из них еще что-то вякнул! Надеялся на живую провокацию.
Это было очень, очень хр*ново. Хорошо, что понимание этого все же замаячило где-то на задворках его сознания.
– Где она? – тронул старшую Кузнецову за плечо.
Та помедлила, но все-таки ответила.
– В общежитии.
– Какая комната? – номер блока он помнил.
Повторная раздражающая пауза.
– Четыреста сорок шестая.
– Сергей, боюсь, вы не можете сейчас уйти, – проинформировал тот же хлыщ.
Но
