в висках, гудело по венам.
– Град, Град, Град… – доносился со стороны приглушенный голос Карпа.
Не сразу услышал. В голове стояли туман, гул и шум, как после тяжелой наркоты. Зрение поплыло. И дышать приходилось, словно сквозь фильтры респиратора.
Сергею никогда не доводилось справляться со своим гневом. Он знал, что должен это сделать, а как – не понимал.
От толпы отделилась Руслана и уперлась ладонью в его напряженное плечо.
– Тормозни, Град, – он и не подумал сдвинуться. – Ника не хотела сказать ничего плохого. Иногда она просто забывает фильтровать свои эмоции, – на последней фразе предупреждающе глянула на сестру.
– Не нужно говорить за меня, Руся, – с ледяным спокойствием отозвалась малая и гадко усмехнулась. Но Градскому почему-то сразу легче дышать стало. Пока она не добавила следующее: – Я не к нему обращалась. Но говорила о нем.
– Ника, замолчи ты уже…
– То есть? – выдохнул он. – Ты же понимаешь, что это неуважительно?
В мыслях непрошено возник облик матери. Она выразилась бы подобным образом, но не Град.
«Нашел, что сказать…»
И вообще, не в его натуре спорить с девками. Хотя и они обычно его не провоцируют. А тут будто сглазил кто – сначала Смирнова, теперь еще эта выскочка…
– А ты, что, обиделся? Отлично. Чем я могу помочь? – ехидно повторила недавние слова Сергея Доминика. – Стреляться будем? Или, может, драться?
Осознал только, когда ощутил, как свирепо сжимаются его челюсти. Не искрошил бы зубы.
– Раз ты предоставляешь выбор мне, – тянул время, думая, как бы не свалиться к жалким угрозам и пошлым обещаниям. – Слушай сюда, маленький злобный гном: следующая пятница, парк возле универа, после четвертой пары. Один на один.
***
«Пустой и холодный…»
«Пустой…»
«Холодный…»
«Пустой…»
Ее мерзкий мелодичный голос засел у него в голове. Шел на повторе. Бесконечное количество кругов.
Она, конечно же, попала в яблочко. Шах и мат. Градский, и правда, был пустым, холодным и безмятежным. Всегда. И не сказать, чтобы это его хоть как-то раньше волновало.
А сегодня, когда Кузнецова прилюдно бросила эти заскорузлые слова ему прямо в лицо, вдруг взволновало. Словно эта мелкая сорвала с него какую-то внешнюю защитную оболочку. Оставила корчиться и извиваться под гнетом этих обвинений.
Серега раньше не понимал, когда кто-то нервничал или психовал. Сейчас же у него самого разыгралось в груди какое-то муторное тошнотворное чувство тревоги. Что-то там внутри монотонно гудело и ныло.
Градский не понимал, как и почему это случилось. Столько лет видел гнев отца и не ощущал его. А тут совершенно чужой человек… Он ее чувствовал. Каждую ее эмоцию.
«Возможно, все дело в ней…»
«Может, она действует так на всех…»
