у меня.
– А что ее искать? Она мне ночью звонила. В центральном РОВД Злата моя. Попала под разнос, когда полиция разгоняла митингующих. Она же в ДДТ работает, а те прямо перед входом устроили митинг, кричали, людей зазывали. Я ее предупреждала, чтобы спряталась, не торопилась на работу. Но она…
– Не волнуйтесь, я помогу ей освободиться. Давайте позавтракаем, я отвезу вас в больницу, а потом поеду в РОВД. Зинаида Петровна побудет с Никитушкой.
– А ты женат, Никита? – пристально смотрит на меня Ирина Максимовна. – В смысле… Жена не будет против чужого мальчика в доме?
– Ну что она зверь какой? – нарочито непринужденно улыбаюсь.
Зверь… Габи всю жизнь обижали в школе. Она пережила насмешки и унижения и, наверное, имеет право ненавидеть детей? Хотя разве испытывать такие чудовищные чувства правильно? Им можно найти оправдания?
– Ну и хорошо. Не хочу, чтобы из-за нас у тебя были проблемы.
На языке вертится вопрос про Леонида, но я оставляю его невысказанным… Ежу понятно, что с ним случилась неприятность…
Из спальни доносятся шорохи, а потом и тихий голосок Никитки. Я торопливо отодвигаю стул и следую в комнату.
– Проснулся? А у меня сюрприз, – улыбаюсь и беру пацана на руки.
– Мама наслась?
– Пока только баба Ира.
– Ула! Бабуля!
Никитка освобождается из моих рук и бежит в гостиную, прямиком в объятия Ирины Максимовны.
– Никитушка мой, золотко мое! – женщина прижимает пацана к груди.
– Золотко – это мама, бабуль. А я Никитушка, – деловито поправляет он.
– Ой, прости, внучек. Конечно, ты у нас никакое не золотко, а самый настоящий орел!
– Бабушке нужно возвращаться в больницу. Ты останешься с бабой Зиной? На один денечек? – ласково произносит Зинаида Петровна.
– Да, внучок, побудешь еще в гостях? Тебе понравилось у дяди Никиты?
– Да, он холосый. И баба Зина тозе.
– Ну и отлично, – поднимаюсь с места и потираю руки. – Я переоденусь и поедем, Ирина Максимовна.
Сегодня я увижу Злату… Сейчас отвезу ее бабулю в больницу и поеду ее вызволять. Как гребаный запоздалый рыцарь без страха и упрека…
Когда мы остаемся одни, Ирина Максимовна резко сникает. Внутри нее будто ломается стержень или сдувается невидимый шарик, наполненный уверенностью. Подозреваю, что она хотела сказать больше, чем сказала. Но сейчас просто молчит, прижимая к груди сумочку, и смотрит в окно, на пролетающие мимо сосны и лиственницы. Я же чувствую себя последней сволочью… За то, что уехал тогда и не поговорил со Златой, за то, что повелся на сладкие речи Вадима и согласился предать Белоцерковского… Она обязательно бы все это мне высказала, но молчит… Потому что я пообещал вызволить из тюрьмы Злату и позаботился о ее внуке…
Интересно, почему Мирон бросил Злату? Парень из ее компании и ее круга – не чета мне. Вопросы
