выхожу из машины. Я знаю, что сейчас будет… К горлу против воли подкатывает тошнота, а по телу пробегает зябкая дрожь. С трудом волочу ноги, поднимаясь по ступенькам на второй этаж. От ада меня разделяет хрупкая дверь… Скрипучая и исцарапанная… По ней слишком часто бьют кулаками, вот в чем дело…
Неуверенно толкаю дверь и на цыпочках вхожу в прихожую. Ноздрей касаются мерзкие запахи: пиво, соленая рыба, пот… Пожалуй, еще и его запах… Животный, ни с чем не сравнимый… Запах моего мучителя. И я ничего не могу поделать с этим. Он знает обо мне слишком много. Если заговорит – мне крышка.
– Пришла, дрянь? – выплывает он из кухни.
Какой же он отвратительный… Мерзкий, жалкий, подлый… Как я могла поверить ему тогда? Довериться и сделать его отцом Анфиски? Где были мои глаза? Очевидно, они ослепли от страха. Иногда мне кажется, лучше сесть в тюрьму, чем терпеть издевательства…
– Петя, пожалуйста, не кричи. Анфиса уснула в такси, – молю дрожащим шепотом.
– К черту! Когда уже ты получишь наследство? Сколько мне еще ждать?
– Шесть месяцев. Таков закон. Я только сегодня узнала о завещании… Нотариус позвонил. И как ты можешь говорить о деньгах? Максим Игоревич совсем недавно умер и… Я даже не знала, что у него есть родственники, их и на похоронах не было…
– А надо было узнать! И сообщить им о смерти папаши! Теперь тебя по судам затаскают, идиотка! Неужели никто о них не сказал? Никто! Они все у тебя заберут, все! Все денежки папика Богородицкого.
– Никто… Он не общается с ними больше пяти лет и… Многие сотрудники не знали, что у Максима Игоревича есть дети. Когда я спросила об этом, он ответил решительное нет.
– Дура!
Он не дает мне договорить. Я только успеваю положить малышку в кроватку и отскочить в сторону. Перт знает, как меня бить… Так, чтобы не оставалось следов на лице и видимых частях тела. От него разит пивом и потом, на растянутой футболке темнеют пятна. В глазах плещется нескрываемое раздражение и ярость. Что ему от меня нужно? Хотя понятно что – деньги. Тогда он от меня отвяжется. Наверное…
– Все из-за тебя, дура!
Падаю на пол, сраженная глухим ударом. Зажимаю рот ладонью, чтобы не кричать и не пугать малышку. За что моей крохе такое? Совсем скоро она вырастет и начнет все понимать. И увидит нашу жизнь во всей красе. Петр валит меня на пол. Живот скручивает спазмом от умелых, целенаправленных ударов ногами. По лицу текут жгучие слезы, а в горле рассыпается осколками немой крик…
– Связался с дурой на свою голову, – шипит Петр, поднимая меня с пола за шиворот. – Так и знал, что ничего у тебя не получится. Богородицкие отожмут наследство, оставив тебя ни с чем. Ты не думай – я не буду молчать о том, что ты сделала. Пойду в полицию и все им расскажу. Сядешь как миленькая… Сядешь… А что? Не уважаешь меня, так и вот тебе…
Петр разворачивает меня к себе и отвешивает оглушительную пощечину, вбирая в удар все свои ненависть и досаду.
– Так-то лучше, – довольно крякнув, проговаривает он. – Пойду я… С мужиками в гараже посижу, пива выпьем, поговорим о делах.
