сероватый оттенок. Точно такой же пыли, какая осела и в моем сердце. Мысли двигались по закрученной спирали, и чем больше я пытался влезть в закрытую информацию, тем сильнее меня затягивало обратно в прошлое. Оно вот-вот могло накрыть меня мощной волной, сбив окончательно с ног.
Скорее всего, Аким и был сыном этой Веры. Но кто знает, насколько откровенничала мать со своим ребенком. Я тяжело вздохнул. Казалось, вот-вот начну тонуть в северных водах, куда старался больше не погружаться. Только… зачем? Докопаюсь до истины, и что тогда? Что изменится, когда я узнаю правду? Ровным счетом ничего. С другой стороны…
– Слушайте, а дело пробить одно можно? – внезапно поинтересовался Антон.
– Какое дело? – Андрей сделал глоток кофе и поморщился, словно выпил не вкусный напиток, а что-то горькое.
– У тебя есть незавершенные дела, Леваков?
– Ну, ты же сам говорил, Рита написала заявление на этого… как его, на «Р»….
– Раевского, – произнес я фамилию, от которой скрутило живот.
– Его самого! А потом забрала заявление, тебе не кажется это странным? Вообще, в этой истории, как по мне, все странно.
– Шест, а что за история? – уставился на меня Смоленский. Откровенно говоря, мне не хотелось посвящать нового знакомого в это дело. Да и каждый раз, когда вспоминал, казалось, будто кто-то кипятком по открытой ране поливает. Сбежать бы от прошлого, перечеркнуть его, выбросить на помойку и никогда вспоминать. Но нет же! Пришел к следаку, спустя три года, рыть что-то начал. Не глупо ли?!
– Да там… В общем, спасибо, Андрюх. Пошли, Леваков.
– Чего? В смысле? – Антон посмотрел таким взглядом, будто на меня с неба только что корова упала. Может, и не корова, но шок читался отменный.
– Пошли, я узнал, что хотел…
– Да в смысле узнал? Ты ничего ж не узнал! Почему бы… – упирался Леваков. Забавно, когда-то я его толкал на подвиги, а теперь мы ролями поменялись. Только в его случае подвиги были оправданными, а в моем – нет.
– Потому что! – буркнул я, поднимаясь со стула. – Андрюх, ты извини, что потревожили.
– Ты умом тронулся, я не понимаю? – прорычал друг, откинувшись на спинку стула.
– За языком следи, Тох!
– Шест, да твоя девочка-припевочка не могла прыгнуть в койку к кому-то просто так! Вдруг ее шантажировали, вон братом, например. А ты отказываешься узнать правду, когда мы на полпути?
– Глупости не говори, это тебе не кино. Да и кто ее мог шантажировать? Аким? Или Раевский? И зачем? А если уж на то пошло, почему она мне ничего не сказала? Вот даже о брате? Никто ее не шантажировал, – вспылил я, рванув к двери, и выскочил в коридор. От одной мысли о Рите я моментально заводился. Сердце сжималось, словно проволокой обмотали, дышать становилось тяжело. Я продолжал ненавидеть ее и задаваться вопросом «Почему?», на который хотел и не хотел получить ответ одновременно. Казалось, если узнаю правду, сделается еще отвратительнее.
Она
