мурашки, а в животе порхают бабочки. И единственная причина, по которой я до сих пор без пары – то, что я ни к кому еще такого не чувствовала.
Что касается свободных нравов, как раз в Лозанне меньше всего кого-то интересовала моя девственность. И право решать, как ею распорядиться, безоговорочно признавалось за мной. Это одна из причин, почему я хочу остаться в Европе.
Но у мамы своя точка зрения, она считает, что я должна себя беречь для мужа. С учетом того, что если я и выйду замуж, то только за мужчину, от которого запорхают бабочки, то в общем мы с ней мыслим в одном направлении.
После моего признания у мамы явно поднимается настроение.
– В любом случае поедем. Помимо женского доктора заглянем к окулисту, проверим твое зрение, сдадим общие анализы, посмотрим щитовидку. Я пройду обследование вместе с тобой, как раз прошел ровно год, а Азат очень внимательно относится к моему здоровью.
Она говорит с гордостью, и я восхищаюсь отчимом за такую заботу о маме. Это то, чего не хватает нашим мужчинам. Мама родила ему троих сыновей, он не скрывает своей признательности и очень бережно к ней относится.
Из нашего визита в клинику извлекаю максимум пользы – теперь у меня будет справка для посещения бассейна. Семейный доктор Ильясовых порекомендовал мне плавание для исправления осанки.
Когда выходим из клиники, я все еще не могу поверить:
– Это правда, мама? Я могу ходить в тренажерный зал?
– Марта, перестань! – смеется мама. – Ты к родителям приехала! Хватит вести себя так, будто тебя в гарем продали!
– Правда можно? – осторожно интересуюсь, и когда мама кивает, не могу сдержать радости, бросаюсь ей на шею.
– Ура! А я думала, мне придется сидеть здесь в четырех стенах!
– Глупенькая моя девочка! – мама сама меня обнимает. – Конечно, нет. Только надо спросить разрешения у Азата.
Кстати, соглашаюсь с ней, что медобслуживание в Швейцарии очень дорогое. Здесь мама за двоих заплатила столько, сколько там мне бы стоил один прием. Обедать идем в ресторан, а потом мама предлагает пройтись по магазинам. Все, как когда она приезжала в Лозанну.
Вечером после ужина прошу у Азата разрешения посещать тренажерный зал. Мама научила меня, что обращаться к мужчине с просьбой лучше, когда он сыт.
Я помогала ей готовить ужин, а потом красиво сервировала стол, как нас учили на практических занятиях. Отчим сыт и доволен, он расспрашивает меня о тонкостях гостинично-ресторанного бизнеса, и я вижу, как ему нравятся мои ответы.
А я стараюсь, как на экзамене. Только благодаря ему я смогла это все узнать, поэтому он как никто заслуживает этих стараний.
– Конечно, можешь, дочка, – отвечает он, когда я решаюсь, наконец, попроситься в тренажерный зал. – Только самой ездить не надо, мало ли что. Тебя будет возить Максуд.
– Если он не против, – говорю вежливо, не поднимая глаз на сводного брата.
Стараюсь ничем не выдать свое недовольство, но последний человек
