речь идет о коллективном уровне, во втором – об индивидуальном; но это не так уж важно, поскольку первые создаются публикой, а вторые – для публики, и именно публика является для них общим знаменателем.
Исходя из этих предпосылок, Леви-Стросс вернул город в сферу тематики, полной неожиданных поворотов. Он же заметил, что еще в большей степени, чем другие произведения искусства, город находится между естественным и искусственным, являясь одновременно объектом природы и субъектом культуры.[3] Этот анализ продолжил Морис Хальбвакс, обнаружив в свойствах воображения и коллективной памяти типичные характеристики фактов городской среды.
У этих исследователей города в его структурной сложности есть неожиданный малоизвестный предшественник – Карло Каттанео. Каттанео никогда напрямую не задавался вопросом о художественном характере фактов городской среды, но его представление о тесной связи наук и искусств как конкретных аспектов развития человеческого разума делает такое сближение возможным. Позже я обращусь к его пониманию города как идеального принципа истории, к связи города и деревни и другим его идеям, касающимся городской среды. Здесь нам интересно рассмотреть его подход к городу. Каттанео не разделяет город и деревню, поскольку любое поселение является делом рук человека. «Любая обжитая область отличается от диких мест именно тем, что в нее вложено огромное количество труда. <…> Таким образом, эта земля на девять десятых не является творением природы; это творение наших рук; это рукотворная родина».[4]
Город и обжитая территория, возделанная земля и леса становятся делом человека, потому что в них вкладывается огромное количество труда, это творение наших рук; но, будучи рукотворной родиной, чем-то искусственно созданным, они также свидетельствуют об определенных ценностях и сохраняют память. Город живет своей историей.
Следовательно, связь между местом и людьми и город как произведение искусства, являющееся конечным, определяющим фактом, который направляет эволюцию к определенной эстетической цели, заставляют нас применять к изучению города комплексный подход.
И естественно, мы должны будем принимать во внимание то, как люди ориентируются в городе, изучать формирование и эволюцию того, как они ощущают пространство; насколько мне известно, это направление является главным в нескольких современных американских исследованиях – в частности, в работе Кевина Линча; я имею в виду направление, связанное с пониманием пространства и основанное по большей части на данных антропологии и свойствах города.
Две гравюры Иоганна Рудольфа Дикенманна, 1793–1884
Вверху: Цюрих, озеро и горы, вид с башни Святого Петра
Внизу: Чертов мост на дороге к перевалу Сен-Готард
Подобными вопросами занимался также Макс Сор, используя аналогичный материал – прежде
«La ville… la chose humaine par excellence» [«Город… творение человека в самом утонченном понимании этого слова»] (
Карло Каттанео, «Земледелие и мораль» (впервые опубликовано в «Atti della Società d’incoraggiamento d’arti e mestieri» [«Акты Общества содействия искусствам и ремеслам»], 1845). На этих страницах автор приводит полный обзор своей концепции «природных фактов» в анализе, где лингвистика, экономика, история, география, право, геология, социология, политика участвуют в определении структуры фактов. Его позитивизм, унаследованный от Просвещения, особенно ярко проявляется по отношению к конкретным вопросам. «Немецкий язык называет одним и тем же словом “ремесло” строителя и ремесло земледельца; слово “земледелие” (Ackerbau) звучанием напоминает не о возделывании земли, а о возведении зданий; крестьянин – это строитель (Bauer). Когда невежественные германские племена увидели, как под сенью римских орлов строятся мосты, дороги, стены и с таким же трудом превращаются в виноградники нетронутые берега Рейна и Мозеля, они назвали все эти деяния единым словом. Да, народ должен
