хочу сказать, что тому мужчине пришлось умереть, потому что его приняли за другого. Убивать «других» принято безжалостно, с позором. Но давай рассудим по справедливости… – Так надлежит всем, кто величает себя алисовцем, а значит, он не может не согласиться. – Такая участь не должна настигнуть вообще никого.
– Ладно.
Я выдыхаю.
– Это было верное решение, хоть и не своевременное. – Он поворачивает голову так, чтобы я видела его кривую улыбочку в профиль. Пэйон не умеет улыбаться по-другому. Если бы я не знала этого, то подумала, будто он насмехается или лжет.
– Мне не удалось спасти его…
Мне так стыдно, ведь я почти забыла об этом.
Бездыханное тело приговорённого осталось брошенным на поле сражения. Прямо перед входом в трактир, где случайные прохожие будут брезгливо обходить и прятать выпученные глаза, лишь бы не встречаться с ним, оскверненным, в окружении пугающих багровых красок. Люди отшатнутся ещё дальше, стоит только мелькнуть блеску на окровавленных доспехах трех солдат, изуродованных безобразными ранами или вовсе лишенных голов.
Ни суровым городским стражам, ни простолюдину в пьяном бреду уже ничем не помочь. Они убиты. Но даже если бы сердце кого-нибудь из них все еще билось… если бы кто-нибудь из них мог просить о помощи, то я сильно сомневаюсь, что зеваки осмелились ступить в кровавые лужи вокруг их тел. Пугливые горожане не смогли бы вдохнуть запаха приближающейся смерти. А я иду за ним прямо сейчас… Иду за раненой Пэн и принюхиваюсь, чтобы всецело понять, сколько времени осталось, пока его не сменит запах похуже.
Запах свежей крови просто ужасен, приближающейся смерти – невыносим, но ничего зловоннее самой смерти я ещё не слышала.
«Потерпи совсем немного, и совсем скоро будешь мирно спать в уютной комнатушке, пропахшей лекарственными травами и чистыми простынями», – так хочется произнести эти утешающие слова для Пэн, парящей на руках Пэйона; изредка нарушающей размеренный ритм его быстрых невесомых шагов своими тихими стонами. Но я проглатываю их вместе с раздумьями о том, как долго может продлиться ее покой.
«Ни за что бы не поверила, что когда-нибудь буду так сильно волноваться о ее жизни… Проклятье, я сама была готова ранить ее и шутила о том, что снесу ей башку меньше часа назад!»
Так и быть. Я признаюсь, что сражаться с Пэн было не так просто. Конечно, не настолько, чтобы я, все-таки, сочла ее опасной или переживала о проигрыше. Вовсе нет. Это было, по крайней мере, нескучно. Ей даже удалось меня впечатлить, учитывая, что умение обращаться с мечом для шпионов не более чем «вспомогательное», чтобы защищать себя и остальную команду.
Пэн, в самом деле, может постоять за себя и дать отпор недоброжелателям (пожалуй, я опущу, какими возмутительными средствами она пользуется). Она ловкая. Она находчивая. Но почему, в таком случае, Пэн дала какому-то тупому неуклюжему солдату оставить себе такую тяжелую рану?
Наверняка Пэйон тоже недоумевает
