она пахла, источая вкусный запах блинов, а то и не просто блинов, а блинчиков с мясом или творогом; в животе заурчало, но Дым не встал. Зачем вставать, если тебя разбудят и пригласят за накрытый стол, зачем лишать маму удовольствия от сюрприза загулявшему сыну, зачем разрушать хрупкое равновесие семейного покоя, которое разобьётся в ближайшие дни. Конфликт у Дыма именно с матерью, требующей от сына усердия в учёбе и всего такого, что холят и мнят подслеповатые родители в своих детях. Дым же, будучи махровым эгоистом (нормально для его возраста, особенно если воспитательный процесс всегда исключал физические наказания), принимал за истину собственный интерес, а за мораль – удовольствия, а потому всячески противостоял воле матери, особенно невзлюбившей компьютерные игры. И всё бы ничего, но она не работала, а, постоянно находясь дома, держала сына под неустанным контролем, в конечном счете это и взорвало ситуацию – Дым ушёл. Отец не вмешивался, не его это дело, коли приходил лишь переночевать – важная работа, знаете ли.
Дым прислушался снова, квартира отозвалась знакомым шипением из кухни и посторонним шумом, идущим от соседей, – стены не обладали современной изоляцией, отец Дыма, конечно, ответственный работник, но не настолько ответственный, чтобы иметь более приличное жильё. Шум оказался музыкой, а музыка – песней, которая вызвала из памяти имя, но не в поверхностном, повседневном его упоминании, а в том первоначальном всплеске, когда вздрагиваешь, но не как от испуга, а потом теряешь уверенность и устойчивость, но не как от водки. Это ощущение имеет развитие, если некое слово, пусть даже имя, становится ключом и дверью одновременно, если всякое, даже случайное упоминание притягивает один и тот же образ, а на уровне чувств восприятие таково, что реальное воплощение исчезает, оставляя мираж, оставляя лишь имя. Около года назад, в институте, он услышал имя, показавшееся необычным, – и он обернулся. Нет, это не любовь, это эрзац любви, искусно предложенный Дыму.
Мара спокойно отреагировала на нового поклонника, учившегося курсом старше, и пусть сердце её оставалось свободно, а душа искала любви – идеальное сочетание для возникновения романтических отношений – Дым её совершенно не взволновал. Сначала он терпел, скрипел зубами, но не прекращал попыток, позже, совершенно отчаявшись, попробовал овладеть ею силой (напрасный труд, Мара – девушка смелая и умеющая за себя постоять), наконец, пошёл на осаду с отложенным штурмом – сойдясь с Ёлкой. Коварный план оказался самоистязанием, трудно выносимой пыткой, но он желал видеть Мару, слышать её голос, поэтому не порывал с Ёлкой.
Дым впервые не получил того, к чему стремился, испытав боль, принижающую гордыню, но душа не возвысилась, и результат обнулился. Где любовь? Любовь, которая от бога, которая взаимна или, по крайней мере, находит живой отклик. Ничего. Мара уловила фальшь в чувствах Дыма, ощутила то, чего не осознал он сам. Находясь в тепле и уюте своего дома, Дым жаждал обладать этой недоступной красотой, обладать на глазах у всех, чей удел знать
