без движения.
Соколов-старший молча обрушил еще один удар.
Миша онемел от ужаса. Все показалось ему ненастоящим. Абсолютно все. И утренние хлопья за столом, с мамой и папой. И «Черный Плащ», которого так хотелось посмотреть. И даже ненависть к школе.
Все померкло. Остался только лежащий на земле отец и стоящий над ним гнилозубый лысый монстр. Который медленно распрямился, отер кровь с лица и посмотрел на Мишу.
Снова огляделся, почесал затылок и пошел к машине.
Миша отстегнул ремень безопасности и дернулся вперед, чтобы нажать кнопку блокировки дверей. Щелкнули замки. Отец Гаврилы приблизился. Потянул за ручку. Оскалился черными зубами и вернулся к лежащему папе.
– Пап, вставай! – сквозь слезы прошептал Миша. – Пап! Пожалуйста!
Соколов-старший перевернул тело, обыскал карманы и вытащил брелок с ключами. Встал, показал их Мише, а затем подхватил папу за ноги и с трудом поволок к сараю. Руки отца безвольно волочились по земле.
Гнилозубый проволок тело мимо машины, заглядывая в стекла и зло улыбаясь. Затащил папу в сарай и закрыл дверь. Вновь огляделся.
Миша трясся в кресле, вцепившись в ручку двери. Слезы заливали лицо, но он не смел стереть их. Он боялся даже на миг закрыть глаза.
Соколов-старший постучал в стекло и поболтал перед ним брелоком. Нажал кнопку, и замок снова щелкнул.
Миша с криком надавил на блокировку. Клац. Соколов дернул за ручку, яростно скривился.
Клац. Дверь распахнулась.
– Не надо, пожалуйста. Не надо. Я не играю. Я так не играю! – завопил Миша. – Я не играю!
Соколов-старший выволок его из машины, заткнул рот вонючей ладонью, оглядываясь, и потащил в дом. Едва захлопнулась железная входная дверь, он ударил Мишу по лицу и бросил на пол. Запер засов.
– Не надо. Не надо, – всхлипывал Миша.
Внутри пахло сыростью, перегаром, грязным бельем. Над дверью висела лампочка без плафона, на одиноком проводе. Папа говорил, что так нельзя делать…
Папа…
– Что с папой?! – сквозь рыдания выдавил он.
– Пизда ему, ублюдок, – сказал Соколов. – И тебе пизда.
С молотка в руке мужчины капала кровь. Он положил его на полочку рядом с дверью. Замер, разглядывая добычу. А затем шагнул к нему.
– Пожалуйста, не надо! – заголосил Миша. Худые, но сильные руки подхватили его за куртку, как щенка. Он брыкнулся, отбиваясь, но получил такую затрещину, что потемнело в глазах.
Соколов отволок его к двери в подвал. Распахнул ее и швырнул Мишу вниз по лестнице. В плече стрельнуло болью, затем ожгло затылок. Упав на сырой бетон, Миша заверещал от боли.
– Заткнись, блядь, – сказал голос в пятне света, и наступила темнота. Вонючая, сырая, скрывающая во мраке невиданных чудовищ. Захлебываясь слезами, Миша пополз по ступенькам наверх, забарабанил в дверь. Сопли текли рекой,
