и потайных мыслей у отдельных ин-ди-ви-ду-умов, – поучительно выговаривает по слогам.
– У кого-кого? – дивится худосочный.
– Да у ин-ди-ви-ду-умов же, – давит чернявый. – Ну, выбранных то есть нами для опытов отдельных объектов наблюдения.
– Людей то есть?
– Ну да!
– С какой целью? – дивится неприметный.
– Чтоб узнать их истинную сущность, так сказать сорвать с них маску обыденной неопределённости, выяснив, кто есть кто на самом деле они теперь.
– Интересно-интересно, – почему-то огорчается.
– Вот именно! – радостно подхватывает Игорёк.
– А зачем?
– Да так просто! – неожиданно теряется. – Чтоб проверить в действии теорию…
– Какую теорию-то? Чью?
– Ну-у… – тянет, соображая. – Как это там говорится: «поговорка Фрейда», что ли?
– «Оговорка по Фрейду»?
– Во-во, точно, – снова расплывается в улыбке.
– Понятно, – невесело вздыхает Феликс Стариков. – И кто конкретно у вас оказался подопытным кроликом?
– Что?
– Ну-у, на ком, спрашиваю, теорию проверяли? Кто был отдельным, так сказать, объектом наблюдения?
– А-а-а, – по-детски прихрюкивая, тянет смешливый, – наши бывшие однокашники, как правило женатики-молодожёны, студенты, тоже оказавшиеся дома в отпусках.
– И курсанты, по-видимому, тоже?
– А как же? – весело подмигивает окружающим. – Тут все равны: кто попался, тот и проходит наш тест «на вшивость».
– И кому ж из наших посчастливилось попасть под ваш эксперимент?
– Да вон хотя б Лёвке с его благоверной, Марь Павловной, – безапелляционно таращит глаза. – Позавчера завалились к ним всей честной компаний после ночного сеанса…
– За полночь, что ли? В последний день перед отправкой?
– Не в последний – крайний, – смеясь, поправляет на принятый в училище манер. – Представляешь, звоним-звоним им в дверь, а они всё не открывают и не открывают. А когда всё-таки открыли, мы у них как ни в чём не бывало вежливо просим напоить нас чаем, мол, жажда замучила – спаса нет.
– Представил, – загораются глаза Старикова. – Только всё равно не пойму, зачем всё это?
– Вот чудак-человек, – снисходительно улыбается тот. – Говорю ж, чтоб поставить его в неудобное положение для выяснения…
– Помню-помню, – перебивает, – предела терпения и истинной сущности личности, так сказать индивидуума, отдельного объекта наблюдения, сорвав с него маску обыденности.
– Во-во! – беззаботно заливается Игорёк. – Именно так!
– Но, скажи, зачем это нужно было лично тебе?
– Да низачем! – снова теряется, неуверенно скривив губы. – Просто так, чтоб посмеяться.
– И как?
– Что как?
– Посмеялся?
