замолчал, почесал затылок и добавил задумчиво:
– А скажи, Михайло Михайлович, почему царь послал к Хлоповой боярина Шереметьева? Кажется, было бы разумно поручить это дело тебе?
Михаил неожиданно помрачнел и насупился, видимо Потёмкин, сам того не желая, наступил начальнику на больное место.
– Государь не обязан извещать о причинах, – буркнул он сердито и, поднявшись с лавки, направился к выходу, – пиши, Потёмкин, челобитную, я пошёл обедать. К первой ночной страже7 вернусь.
Потемкин встрепенулся и хлопнул себя ладонью по лбу.
– Михайло Михайлович, чуть не забыл, черница из Вознесенского монастыря приходила с посланием. Матушка твоя, старица Евникея, к себе обедать звала.
Салтыков поморщился, словно кислицу надкусил.
– В общем так, Потёмкин, ты меня здесь не видел, ничьих слов не передавал. Понял?
– Понял, – ответил рассудительный подьячий, видимо нисколько не удивившийся такому ответу.
– И вот еще, – уже в дверях добавил Салтыков, – я у тебя чухонца горбатого, лекаря Преториуса забираю.
– Надолго?
– Не знаю. Как получится. Оформи ему подорожную, врачебные аттестации и пусть ждет меня.
Салтыков вышел на улицу. Порыв холодного ветра задрал полы его бархатного охабня и едва не сбросил в большой сугроб у крыльца щегольскую мурмолку8 из роскошного алтабаса9 с соболиным отворотом. Михаил поправил шапку, плотнее запахнул на себе края охабня и осмотрелся. Шёл конец апреля, а весна пока едва обозначила свое присутствие в городе серой глазурью проседавших сугробов и талыми ручьями, струящимися вдоль деревянных мостовых. Солнце припекало по-весеннему, а до костей пробиравший ветер был вполне себе зимним. Кажется, уже сама природа устала от затянувшегося ненастья.
– А ведь где-то сейчас тепло, – сокрушенно произнес Салтыков – людишки в одних дудяшниках10 без порток бегают!
Он резво спустился с высокого крыльца аптекарского приказа, пересек Ивановскую площадь и, пройдя по переулку между Патриаршим двором и Чудовом монастырем, направился к Собакиной башне, возле которой имел свои каменные палаты.
– Мишка, стервец, ты куда же это направился? – неожиданно прозвучал за его спиной властный голос, заставивший его замереть на месте.
Глава третья.
Михаил, изобразив на лице нечаянную радость, медленно повернулся на знакомый ему с рождения голос. Из остановившегося рядом возка с откинутым на крышу войлочным пологом выглядывала маленькая сухая женщина, одетая в монашеские одежды.
– Маменька, вот так оказия! А я как раз о Вас вспоминал! Надо, думаю, велеть дворне возок заложить да съездить матушку проведать! Не успел подумать, и тут такое счастье!
– Счастье не корова: за титьки не выдоишь – сузив глаза, ядовито прошипела старица Евникея, -Врешь ты, Мишка, как дышишь!
18.00
Высокая шапка с плоской тульей.
Плотная шелковая ткань с орнаментом или фоном из волоченной серебряной или золотой нити.
Длинная вышитая рубаха.
