Что здесь может притягивать? Он впихнул туда все! Философия, критика, политика – это мне еще понятно, но Руссо сводит их к любви! Это уж притянуто за уши, в этом и есть недостаток художественной литературы, за это я ее и недолюбливаю.
– Неужели? – горячо подхватил Гаэль. – Я не знаток литературы, но, мне кажется, она просветляет. Никакой трактат не научит вас милосердию, даже если вы выучите его наизусть; возьмите в руки роман – и вы станете другим человеком. Именно в художественной литературе мы видим модели поведения, образы, и с помощью воображения они становятся осязаемыми. Так читатель быстрее запоминает, как можно поступать…
– А как нельзя? – перебил его новый знакомый. – Интересно, какое общество вы хотите видеть? Баранов, следующих указателям? Разные ситуации жизни порождают либо множество выходов, либо один, вероятно, опаснейший. Что же будут делать бедные барашки, видя пред собой не «можно-нельзя», а мозголомку, к которой им придется подбирать решение?
Не сдержавшись, Гаэль улыбнулся, чем вызвал недоумение у собеседника.
– Как же рьяно вы философствуете, – изрек гость примирительно. – Напи́шите что-нибудь про барашков? – не удостоив его ответа, Леон лишь хмыкнул и черкнул карандашом. – Я возьму почитать «Новую Элоизу»?
– Можете не возвращать. Вам нравится Лейбниц?
– Не помню, читал ли я такого автора, – протянул Гаэль. – Вы хотели спросить о каком-то произведении?
– Нет, в целом об авторе, – он наклонился и взял с пола том в темно-синем переплете. – Если захотите прочесть кое-что глубокомысленное, выбросьте то, что у вас в руках, – с этими словами студент легким движением руки вышвырнул «Новую Элоизу» в прихожую. – И возьмите это. Политические и юридические сочинения Лейбница.
Вернувшись к списку, Леон долго вчитывался в каждую строчку, а после победоносно сложил его в четверо.
– Готово. Осталось прибраться, но вы можете идти, я не держу вас.
Гаэль отказался уходить, решив помочь с уборкой. Книги складывались в коробки и отправлялись под кровать, все из-за тесноты комнаты. Пока пол освобождался от гнета бумаги, новые знакомые заинтересовано переговаривались на темы политики и философии, порой с жаром перебивая друг друга, порой опровергая мнения, порой – в нетерпении выразить тотальное согласие.
Тем временем в зале, сидя на диване, Франц и Жозеф склонились над газетой «Вор». Восклицания иногда срывались с их уст, и друзья переглядывались, бросая пару слов о прочитанном. Маленький Тома оставался единственным, кто не роняя ни слова, увлекся чтением «Новой Элоизы», ранее прилетевшей прямо к его ногам.
Неожиданно Франц встрепенулся, оторвавшись от газеты.
– Сколько времени? – вырвалось у него.
– Уже одиннадцать, – ответил Жозеф, ему были виднее часы у входа.
– Мне пора идти, – юноша подошел к зеркалу и поправил одежду.
В непонимании сведя брови, Жозеф поинтересовался:
– Куда?
– Я обещал Рене, что проведу день
