буйством на голове не смог прижиться в Петербурге. Неспроста на юг отправлен – к новому месту службы.
– Что-то я не понимаю…
– Что тут понимать, ваше благородие! – всплеснул руками смотритель. – У кого на голове буйство, у того и в голове буйство. По всему видать – бунтовщик. Вот потому его и на юг.
– Да брось, – отмахнулся Ржевский, но смотритель не унимался:
– С таким буйным характером в бунтовщики прямая дорога, а характер у господина Пушкина буйный. Чуть что не по нраву – сразу глаза как уголья, пыхтит как самовар, словами плюётся, будто кипятком. Я это на себе изведал, когда сказал, что свежих лошадей тотчас дать не могу. Не связывайтесь лучше с этим Пушкиным, ваше благородие.
– Посмотрим, – неопределённо ответил Ржевский. – А где он сейчас?
– В комнате ужинает.
Ржевский прошёл из сеней в комнату, где в дальнем углу за одним из столов сидел юноша, одетый в красную крестьянскую рубаху. Но удивительнее одежды была причёска – тёмные кучерявые волосы, несмотря на длину, не хотели спускаться на плечи, а стремились в стороны и вверх.
«Да, кудряв», – подумал поручик. Меж тем, вопреки утверждению смотрителя, юноша не ужинал, а грыз гусиное перо, будто не замечая, что на столе множество куда более вкусных вещей.
Подойдя поближе, поручик увидел, что тарелка отставлена, а перед юношей лежат несколько листов бумаги, исчерканных и измятых. Очевидно, коллежский секретарь Пушкин баловался стихосложением.
Грызя перо, юный поэт мурлыкал что-то ритмичное, а затем, заметив Ржевского, рассеянно произнёс, будто против воли продолжая сочинять стихи:
– Гляжу, ко мне гусар подходит. Он крутит ус, глаза отводит.
Поручик, в самом деле, покрутил ус и глянул себе под ноги. Затем поднял голову.
– Вот снова посмотрел в упор, – рассеянно бормотал Пушкин. – Он что-то мне сказать желает. Надеждой полон его взор. Гусар всё медлит, выжидает… Дождусь ли слова от него? Иль не дождусь я ничего?
Поручик понял, что молчание затянулось. Он вежливо поклонился и представился. Юноша кивнул и представился в ответ:
– Александр Сергеевич Пушкин.
– Я слышал, вы на юг направляетесь, – сказал Ржевский.
– Скорее, злая судьба меня туда влечёт, – ответил Пушкин.
– А! – понимающе протянул Ржевский. – Значит, не по своей воле едете, а по служебной надобности.
Пушкин сощурился с подозрением.
– А зачем вы меня допрашиваете?
– Расспрашиваю, а не допрашиваю.
– Всё равно. Зачем?
– Честно? – Ржевский решил сразу раскрыть все карты: – В попутчики набиваюсь. Мне в ту же сторону надо, что и вам, но я прогонные деньги проиграл. Вот и ищу, кто бы меня подвёз в своём экипаже. А я взамен отблагодарю – от дорожной скуки избавлю. Мне все говорят, что попутчик я отличный.
Пушкин улыбнулся саркастически:
– А вот я – попутчик не лучший.
– Что так? – спросил Ржевский.
– Официально
