Ржевский именно так и думал:
– А как же вы ходили?
– Были у меня струящиеся кудри до плеч. – Пушкин вдруг задумался и пробормотал: – Всегда восторженная речь и кудри тёмные до плеч. – Он торопливо макнул перо в чернильницу, а затем на полях мятого листа появилась пара строк.
«Поэт от рождения, – подумал Ржевский. – Небось, в малолетстве даже на горшок просился в рифму, а когда вырос и на службу поступил, то служебные бумаги пытался рифмовать».
Поэт тем временем поднял голову и продолжал:
– Увы, Петербург сейчас далеко, а за пределами Петербурга всякий парикмахер уверяет, что мои волосы невозможно уложить так, чтобы они не торчали. Предлагают остричь. Остричь! – гневно повторил Пушкин.
Ржевский озадаченно на него уставился; поэт пояснил:
– Остригают сумасшедших! Точнее, буйных. Я похож на буйного?
– Да… нет, не похожи, – ответил Ржевский.
– Как будто мало мне ссылки, так ещё и это…
– Да, – сочувственно протянул Ржевский. – Понимаю. Судьба шутит над вами жестоко.
– В кругу семей, в пирах счастливых… я гость унылый и чужой, – вдруг пробормотал Пушкин. – Певец любви, печальный странник… где ж отдохну, младой изгнанник? – Он опять принялся строчить что-то на своих мятых листках.
– А действительно. Где отдохнёте? – спросил Ржевский.
– Что? – не понял Пушкин.
– Отдыхают обычно в конце пути. Вы куда едете?
– В Екатеринослав.
– Прекрасно! Значит, можем ехать вместе до самого Киева. А оттуда я уж как-нибудь до Тульчина доберусь.
– Но я неблагонадёжен, – напомнил Пушкин. – Не боитесь со мной ехать?
– Что ж делать, если мне с вами по дороге! – Ржевский заговорщически улыбнулся и сдвинул свою куртку-ментик, всё это время прикрывавшую ему левое плечо. Теперь стало видно, что под мышкой левой руки зажата бутылка дорогого красного вина, даже не распечатанная.
Эту бутылку поручик прихватил в офицерском клубе, а теперь поставил Пушкину на стол и предложил:
– Выпьем за знакомство?
– Выпьем с горя! – согласился юноша. – Я забуду злую судьбу, а вы – свой карточный проигрыш.
Ржевский откупорил бутылку и обшарил взглядом стол:
– Есть тут бокал? Или хотя бы кружка?
Пушкин не ответил. Торопливо обмакнув перо в чернила, он пробормотал:
– Выпьем с горя. Где же кружка? Сердцу будет веселей. – На листе появилась ещё пара строк.
Вот так и состоялось знакомство, которое не оборвалось по окончании путешествия. Ржевский и Пушкин снова повстречались зимой в Киеве, хотя тот и другой оказались там случайно. Новая встреча послужила началом не просто приятельства, а дружбы.
Прошло ещё некоторое время, поручик вышел в отставку, а когда возвращался в своё имение под Тверью, сделал большой крюк – через
