но только она мне всё рассказала. Шли вы с ней по берегу моря, она ноги промочила, поэтому пришлось ей разуться и чулки снять. Ты её за голую ножку хвать, но разгуляться не вышло! Ты этой ножкой по носу получил. Лягнула тебя кобылка. Вот и всё приключение.
Пушкин снова вздохнул и потёр нос, будто ещё хранивший память о прикосновении женской ножки.
– Ты сейчас на счёт государя не сочиняешь? – продолжал допытываться Ржевский.
– Можешь в Москве справиться, – сказал поэт. – История о том, как меня принимал император, теперь у всех на слуху. Так что в этот раз я нисколько не сочиняю. Прозябание моё в ссылках вдали от столиц окончено. После приёма у императора мне позволили ещё два с половиной месяца прожить в Москве. Я был обласкан обществом. Но расплата за эти удовольствия – потеря свободы. Государь объявил мне, что будет читать все мои новые сочинения и накладывать резолюцию, годятся ли они для печати. Теперь я раб. – Пушкин чуть подвинул к Ржевскому свой пустой бокал. – Ну что? Помянем мою свободу?
Поручик на правах хлебосольного хозяина вновь наполнил гостю бокал, но тут же провозгласил свой тост:
– Лучше выпьем за встречу. Поминки по свободе отложим до другого раза.
Бокалы зазвенели, ударяясь краями. Друзья выпили, но как только Ржевский потянулся за пирожным, чтобы закусить, то кое о чём вспомнил.
– Поминки по свободе… по свободе, – пробормотал он и хлопнул себя по лбу: – Чёрт! Я же совсем позабыл. Предсвадебные торжества! Вот где настоящие поминки по свободе. – Поручик глянул на каминную полку, на которой стояли часы в золотых завитушках. Стрелки показывали без двадцати три. – Мне надо ехать на званый обед.
– Что за обед? – нахмурился Пушкин. – В кои-то веки встретились два друга, а теперь из-за какого-то обеда…
– Можешь считать, что я тоже раб, – сказал Ржевский. – Я шафер со стороны жениха и должен следовать за ним всюду. Жених каждый день ездит в дом к невесте, а я с ним – для приличия. Вот и сегодня.
– Значит, мы с тобой не кутнём? – спросил Пушкин.
Ржевский испуганно замотал головой:
– Как это? Кутнём! Я на полчаса съезжу, произнесу два тоста, а затем скажу, что живот прихватило, и вернусь сюда. А чтобы ты не скучал, оставляю тебя наедине с этой красавицей. – Поручик указал на открытую бутылку, всё так же обёрнутую салфеткой, похожей на полуснятое платье.
Меж тем дверь в номер открылась. На пороге появился белобрысый слуга Ржевского – молодой Ванька.
– Где тебя носит? – строго спросил поручик. – Рысака запрягай. Мне же в гости ехать. Забыл?
– Всё готово, барин. – Ванька развёл руками.
– А что ж ты молчком ушёл запрягать?
– Так вот пришёл доложить.
– Докладывай.
– Всё готово, барин.
– Едем тогда. Перчатки мои где?
Пока Ржевский искал перчатки, Пушкин прихватил со стола «красавицу» и со словами «я не прощаюсь» отправился к себе в номер.
Стрелки на часах показывали
