до самой воды росли ивы и тамариски. Грязноватая вода закручивалась водоворотами, извергая брызги белой пены.
– Речная нимфа резвится, – заметила Клитемнестра и улыбнулась – будто что-то вспомнила.
– А что за нимфа здесь живет?
– Не знаю, как ее зовут, – сказала Клитемнестра.
По голосу я поняла: знает, просто не хочет говорить. Возможно, это священное имя.
Я подошла к самому краю воды, где рос тростник.
– Хочу увидеть ее, – сказала я.
Мне пришлось повысить голос, чтобы заглушить плеск воды в тростниковых зарослях. Я окунула кончик ноги в воду – она была холодной. Снег на Тайгетских горах еще не стаял.
Клитемнестра подошла и встала рядом. Мы отражались в прибрежной воде. Я наклонилась, чтобы разглядеть себя получше, но Клитемнестра потянула меня прочь со словами:
– Не делай этого.
Однако я чувствовала непреодолимое желание увидеть наконец свое лицо. С неожиданной силой я оттолкнула Клитемнестру, которая была гораздо крупнее меня, наклонилась к воде и взглянула в лицо, которое изумленно смотрело на меня широко расставленными глазами.
Отражение не имело ничего общего с тем, что я ожидала увидеть, хотя после быстрого взгляда в материнское зеркало в моей памяти запечатлелись зеленовато-карие глаза с густыми черными ресницами и пухлые изогнутые губы. Но теперь я могла видеть свое лицо целиком, как его видят окружающие.
Я всматривалась в отражение, наклоняясь все ниже, пока наконец носом не коснулась воды. Отражение покрылось рябью, задрожало и исчезло. Я затаила дыхание и ждала, когда оно появится вновь, чтобы еще раз увидеть то, что могут видеть другие, а мне запрещено. Я хотела как следует разглядеть свое лицо и запомнить его. Оно предопределило мою судьбу, стало причиной моего заточения – так могу я хотя бы знать, как оно выглядит?
– Не надо. – Клитемнестра подняла меня от воды. – Прекрати, а то с тобой случится то же, что с Нарциссом. Помнишь, он так влюбился в свое отражение, что умер от истощения и Аполлон превратил его в цветок. Ты этого хочешь?
Она говорила нарочито спокойным голосом, но от меня не укрылся ее страх. Чего же она так боялась?
– Нет, – ответила я и послушно отступила назад, ибо ее страх передался и мне. – Я вовсе не хочу врасти корнями в землю, даже такую красивую, как эта!
Но когда мы вышли на залитую солнцем дорогу к городу, мои страхи как рукой сняло. В конце концов, ничего ужасного я не сделала – просто посмотрела на свое отражение. Не может же лицо само по себе вызвать какие-то события и навлечь беду. По крайней мере, человеческое лицо.
Дорога петляла, то углубляясь в луга, то сворачивая к берегу. Солнце в это время суток, несмотря на самое начало весны, уже стояло высоко, поэтому тень от деревьев, когда мы шли вдоль воды, была желанной. В одном месте река расширялась, образуя темную заводь. В ней безмятежно плавали три больших лебедя, они величаво кружили друг возле друга, высоко подняв головы на изогнутых шеях. На фоне темной воды белизна
