на другой уровень. Центральный тезис книги Куромии заключается в том, что Сталин преуспел в мобилизации рабочих на ускоренную индустриализацию, представляя ее как классовую войну угнетенных против старых эксплуататорских классов и против вредителей из их собственных рядов.
Чтобы быть способной управлять этим гигантским индустриализирующим усилием, партия должна была расти. Число членов увеличилось с 1 300 000 в 1928 году до 1 670 000 в 1930-м. В тот же самый период доля выходцев из рабочего класса выросла с 57 до 65 %. 80 % новых членов партии были ударным отрядом: в основном это были относительно молодые рабочие, получившие техническое образование, комсомольские активисты, определявшие себя как образцовые рабочие, помогающие рационализировать производство для достижения высшей производительности{108}. Это опровергает басни о бюрократизации Сталинской партии: партия укрепляла свой базис среди рабочих и свою способность сражаться.
Индустриализация сопровождалась невиданными потрясениями. Миллионы безграмотных крестьян были вырваны из средневековья и ввергнуты в мир современной техники. «К концу 1932 года промышленные производительные силы удвоились по сравнению с 1928 годом до более чем шести миллионов человек»{109}. В тот же самый четырехлетний период 12,5 миллионов человек нашли новое занятие в городах; 8,5 миллионов среди них составляли бывшие крестьяне{110}.
Героизм и энтузиазм
Презирая социализм, буржуазия любила подчеркивать «насильственный» характер индустриализации. Те же, кто пережил годы социалистической индустриализации или смог посмотреть на них глазами рабочих масс, отмечают их насущные черты: героизм на работе, энтузиазм и боевой характер рабочих масс.
В годы первой пятилетки Анна Луиза Стронг, молодая американская журналистка, по заданию советской газеты «Московские новости» путешествовала по стране. В 1956 году, во время предательской атаки Хрущева на Сталина, она вспомнила о некоторых существенных фактах. Говоря о первой пятилетке, она дала следующую оценку: «Никогда в истории не осуществлялось столь значительное продвижение так быстро»{111}.
В 1929 году, первом году пятилетки, энтузиазм рабочих масс был таков, что даже старый специалист царской России, проклинавший большевиков в 1918 году, вынужден был признать, что страна стала неузнаваемой. Доктор Эмиль Джозеф Диллон, живший в России с 1877-го по 1914 год и преподававший в нескольких российских университетах, уезжая в 1918 году, писал: «В большевистском движении нет и признака конструктивной или общественной идеи… Ибо большевизм есть царизм наоборот. Он вершит правосудие над капиталистами так же скверно, как царь это делал по отношению к своим подданным»{112}.
Десятью годами позже доктор Диллон вновь посетил СССР и был изумлен увиденным: «Повсеместно люди думают, работают, объединяются, делают научные открытия и технические изобретения… Это ни с чем не сравнимо; все это
Hiroaki Kuromiya. Stalin’s Industrial Revolution: Politics and Workers, 1928–1932 (New York: Cambridge University Press, 1988), pp. 115, 319.
Hiroaki Kuromiya. Stalin’s Industrial Revolution: Politics and Workers, 1928–1932 (New York: Cambridge University Press, 1988), p. 290.
Hiroaki Kuromiya. Stalin’s Industrial Revolution: Politics and Workers, 1928–1932 (New York: Cambridge University Press, 1988), p. 306.
Anna Louise Strong. The Stalin Era (Publisher unknown, 1956), p. 33.
Webb, op. cit., p. 810.
