милая. Поэтому не плачь на людях! Иначе Джиджи будет голодать. Лучше сразу беги в свою комнату и открывай шкатулку, хорошо?
Я кивнула, прижав журавлей, гинкго, перламутр и своего духа, заключенного в алый шелк, к груди. Мне раньше дарили игрушки и мячики, но никогда не дарили что-то живое! Я улыбнулась.
Потом это вошло в привычку. Мне было достаточно открыть шкатулку, как эмоции угасали, а меня окутывало спокойствие.
Я уже поняла, что никакого духа на самом деле в ней нет, но хитрость родителей восхитила меня. Это помогло. На людях я правда стала представлять из себя образец юной госпожи. А маленькую шкатулку с омамори до сих пор всегда носила с собой. Это был мой талисман. Моя память о прикосновении матери к моим волосам.
Наверно, мои слезы там, под надежной защитой гинкго и журавлей.
Отец медленно опустил руку, и в тишине зазвучал его глубокий вздох. Я чувствовала, как его волнение наполняет комнату, как он терпеливо ждет, когда я снова смогу заговорить.
Но мне нечего было добавить.
– Дочка, я очень волнуюсь, – сказал он. – Это не ты. Я вел себя как дурак, прости меня, если сможешь. Я не могу потерять и тебя, обезьянка. Останься со мной. Пострадай, поплачь или сделай что-то глупое, перебей весь фарфор и дедушкины вазы, но возвращайся, хорошо?
«Боги, – насмешливо хмыкнул кто-то темный, – да он просто в ужасе!»
Он обнял меня, нет – он обхватил меня руками и втащил в объятия, вжался в меня и прерывисто вздохнул. Я положила ладонь на его грудь, чувствуя, как она дрожит от ударов изнутри.
После того как мать ушла из жизни, он, наверно, правда боялся за мою жизнь. Или за то, что мне передался ее недуг?.. Среди знати много слухов ходило про то, что она выпила яд в ту ночь. Я помнила ее грустное лицо, но не помнила ни одной причины для печали.
– Мы пройдем через это вместе, моя маленькая, – прошептал он. – Ты не одна. Ты всегда будешь моим солнышком, даже если сейчас тебе кажется, что оно погасло.
– Хорошо, – сказала я и попыталась улыбнуться, но вышло не очень. – Я хочу спать. Давай поговорим завтра?
Отец кивнул, поцеловал меня в лоб и поднялся. Он замер в дверях.
– То, что сделал Хэджайм, – непростительно. Я не приемлю насилия, особенно в эти неспокойные времена.
– Почему? – спросила я. – Почему время неспокойное?
– В провинциях много стычек между ханъё и людьми. Император-Дракон так и не смог подарить наследника, и многие думают, что это означает конец правления династии. Многие люди считают, что они должны занять престол… Духам тревожно. Они темнеют от ненависти. Льется много крови… Но не бойся, Соль… Я смогу защитить тебя. Ничего не бойся, пока папа рядом, хорошо?
Но его голос дрожал. Хэджайм тоже предупреждал меня об этом. Хотел увезти меня прочь.
«Защитить тебя? Смешно».
Я укуталась в одеяло и отвернулась к стенке. Кто-то темный затянул в моей голове колыбельную. Мотив был тот же, что пела мама, но
