значит, это так.
Антонина Павловна. Смешно, о чем я сейчас подумала: ведь из всего этого могла бы выйти преизрядная пьеса.
Любовь. Дорогая моя мамочка! Ты чудная сырая женщина. Я так рада, что судьба дала мне литературную мать. Другая бы выла и причитала на твоем месте, а ты творишь.
Антонина Павловна. Нет, правда. Можно было бы перенести на сцену, почти не меняя, только сгущая немножко. Первый акт: вот такое утро, как нынче было… Правда, вместо Ревшина я бы взяла другого вестника, менее трафаретного. Явился, скажем, забавный полицейский чиновник с красным носом или адвокат с еврейским акцентом. Или, наконец, какая-нибудь роковая красавица, которую Барбашин когда-то бросил. Все это можно без труда подвзбить. А дальше, значит, развивается.
Любовь. Одним словом: «Господа, к нам в город приехал ревизор». Я вижу, что ты всю эту историю воспринимаешь как добавочный сюрприз по случаю твоего рождения. Молодец, мамочка! А как, по-твоему, развивается дальше? Будет стрельба?
Антонина Павловна. Ну, это еще надобно подумать. Может быть, он сам покончит с собой у твоих ног.
Любовь. А мне очень хотелось бы знать окончание. Леонид Викторович говорил о пьесах, что если в первом действии висит на стене ружье, то в последнем оно должно дать осечку.
Антонина Павловна. Ты только, пожалуйста, никаких глупостей не делай. Подумай, Любушка, ведь это – счастье, что ты за него не вышла. А как ты злилась на меня, когда я еще в самом начале старалась тебя урезонить!
Любовь. Мамочка, сочиняй лучше пьесу. А мои воспоминания с твоими никогда не уживаются, так что не стоит и сводить. Да, ты хотела нам почитать свою сказку.
Антонина Павловна. Прочту, когда соберутся гости. Ты уж потерпи. Я ее перед завтраком пополнила и отшлифовала. (Маленькая пауза.) Не понимаю, отчего мне от Миши не было письмеца. Странно. Не болен ли он…
Любовь. Глупости. Забыл, а в последнюю минуту помчится галопом на телеграф.
Входит Ревшин, чуть ли не в визитке.
Ревшин. Еще раз здравствуйте. Как настроеньице?
Любовь. О, великолепное. Вы что, на похороны собрались?
Ревшин. Это почему? Черный костюм? Как же иначе: семейное торжество, пятидесятилетие дорогой писательницы. Вы, кажется, любите хризантемы, Антонина Павловна… Цветок самый писательский.
Антонина Павловна. Прелесть! Спасибо, голубчик. Любушка, вон там ваза.
Ревшин. А знаете, почему цветок писательский? Потому что у хризан/тг^мы всегда есть темы.
Любовь. Душа общества…
Ревшин. А где Алексей Максимович?
Антонина Павловна. Ах, у бедняжки сеанс. Рисует сынка ювелира. Что, есть у вас какие-нибудь вести? Беглого больше не встречали?
Любовь. Так я и знала: теперь пойдет слух, что он сбежал с каторги.
Ревшин. Особых вестей не имеется. А как вы расцениваете положение, Антонина Павловна?
Антонина Павловна. Оптимистически. Кстати, я убеждена, что, если бы мне дали пять минут с ним поговорить, все бы сразу прояснилось.
