вернуться их обратно. У меня самого с дедом были не те отношения, каких хотелось бы, когда я уже стал подростком. Дядя Вова, хотя и «получал» в детстве от деда часто и не всегда справедливо, нередко его выгораживал в моих глазах, объясняя, что жизнь у деда была тяжелая, бесконечные мытарства по стране, голод первых послевоенных лет, первый сын – мой отец – родился во Владикавказе, который тогда назывался Орджоникидзе, второй на станции под Харьковом, и лишь дочь и младший сын родились уже в Речице, где дед и баба осели, его несправедливо уволили из армии, и он потом так себя и не нашел, хотя в молодости писал стихи, посылая их в газеты, и даже получал какие-то небольшие гонорары. Но в моих глазах это его так и не оправдало по-настоящему, хотя одно то, что он прошел войну, значило немало.
Его призвали в неполных 18 лет в 1944-м, и вскоре он попал в настоящему мясорубку под Кенигсбергом. Ближе всего к смерти он был, когда из-за паники при обстреле минометом не залег, а побежал, и какое-то время вокруг него взрывалось по шесть мин сразу, ему кричали «Ложись!», но он бежал, хотя его так и не задело ни одним осколком. Ему очень повезло. Мы с дядькой как-то обсуждали, что не будь этого везения, мы бы с ним не появились в этой реальности. Дед-фронтовик вернулся домой невредимым с четырьмя медалями, самыми ценными из которых были «За отвагу!» и «За взятие Кенигсберга!». Я помню, как в детстве он отдал мне все свои медали, которых к тому времени было больше – ведь прошли уже юбилеи Дня Победы, за которые фронтовики тоже получали награды, и я очень гордился ими, складывая в аккуратную коробочку.
Потом, когда мы жили отдельно, мы с родителями чаще всего бывали в гостях именно на Береговой, у деда и бабы. Дни рождения каждого из нас, Новый год, День Победы или иной другой повод. Тетя приходила с семьей, и мы устраивали застолье. Иногда приезжал мой дядя Саша, средний сын деда и бабы. С ним у меня тоже были хорошие отношения, и он каждый раз привозил какой-нибудь подарок, как и моим родителям, хотя из-за своей рассеянности он нередко мог забыть подарок прямо в поезде. Он был похож на бабу, как и Вовка, такой же непутевый, как и младший брат, так и не женившийся ни разу, не заведший детей, а вот отец с тетей внешне больше походили на деда, с его густыми темными волосами и явной примесью какой-то восточной крови, пусть и очень разбавленной.
Бабушке суждено было прожить до 90 лет, как и своей матери, прожив без деда полтора десятилетия, который умер на 77-м году жизни.
Всего у меня, единственного в семье, было девять двоюродных сестер и шесть братьев. Лишь две сестры были по папиной линии, остальные – мамина родня. Старшая мамина сестра была бездетной, а из четырех маминых братьев больше всех детей – пятеро – было у дяди Павла, третьего брата по счету. Моя мама, парикмахер по профессии, конечно же, периодически стригла их, иногда брала с собой и меня. Помню, как я стеснялся, забившись куда-то в угол, и лишь спустя час, если не больше, приходил в норму, выбираясь поиграть со своей родней. Двое из них, брат и сестра, были
