до берега, с трудом выполз из воды, свалился в прибрежные кусты и там потерял сознание. На это ушли последние силы.
«А может, я умираю», – только и успел подумать Черняев.
Глава 2
Рука, если ее не трогать, почти не болела. Сосновский с удовольствием носил перевязь, сделанную из бинта, и старательно морщился и поглаживал рукой свою дорогую рану. Перевязки ему делали каждый день. Приходила или смешливая пухлая блондинка Кристель, или серьезная чопорная Бригитта, носившая очки больше для солидности. Кристель в Сосновском души не чаяла, и он несколько раз слышал, как она с восторгом рассказывала о майоре Кауфмане, называя его просто Максом, хотя наедине она себе таких вольностей не позволяла. В госпитале не приветствовались личные отношения медицинского персонала и пациентов.
С Бригиттой было сложнее, но и она уже через два дня с трудом прятала улыбку, когда Сосновский начинал с ней шутить.
– Ах, господин майор, ну как вы можете! – девушка старалась делать серьезное личико, хотя внутренне буквально таяла от общения с таким симпатичным офицером из Берлина.
Это Сосновский тоже понял почти сразу. Большая часть персонала военного госпиталя состояла из местных фольксдойче – этнических немцев, проживавших на территории Чехословакии еще до войны. Истинные немцы, или рейхсдойче, прибывшие сюда из Германии, относились к местным немного свысока, хотя никаких притеснений или унижений не было. Большинство фольксдойче мечтали со временем перебраться в Германию, а для этого хорошие отношения с симпатичным майором из Берлина были совсем не лишними.
Сегодня утром на перевязке присутствовала доктор Герда Кранц. Она осмотрела заживающую рану, затем изучила больничную карточку пациента, в которой фиксировалась температура и назначения врача. Перевязку сегодня делала Кристель, но в присутствии врача она была не похожа сама на себя: серьезные глазки, ловкие руки, быстрая сосредоточенная работа. На майора Кауфмана девушка даже не смотрела – косилась в основном на врача, госпожу Кранц.
Сосновский тоже посмотрел на немку. Строгое лицо, плотно сжатые губы, локоны светлых волос вьются вокруг правильного арийского лица. «Типичная», – в который уже раз подумал Сосновский, с удовольствием разглядывая врача. Вот походка у нее не женская. Как на ходулях ходит. А ведь, судя по фигуре, спортсменка. Такая, как кошка, должна ходить.
– Почему вы на меня так смотрите, господин майор? – не поворачивая головы, спросила врач.
Сосновский машинально, как нашкодивший мальчишка, отвел взгляд. Черт, у нее глаза на затылке? А, нет, не на затылке – до Михаила дошло, что женщина заметила его взгляд в зеркале, висевшем на стене напротив перевязочного стола. Надо было спасать положение. Конечно, можно все свести к шутке, но это будет совсем не по-немецки. Да и вести себя майор вермахта должен иначе, не так, как майор Красной Армии, и уж тем более не так, как майор
