отстегнул от пояса двое ножен и бросил мне:
– Держи.
Я легко их поймала, вытащила один меч из черной кожи – и застыла в безмолвном изумлении при виде того, что открылось моим глазам.
Мечи были… они были…
Я потеряла дар речи. Не могла подобрать слова.
Короткие и изящные, предназначенные специально для боя на двух мечах, который я предпочитала. Для своих размеров они были невероятно легкие. Клинки грациозно изгибались, на гладкой черной стали в плоской части клинка были выгравированы красные изображения: вытянутые завитки в форме стилизованных дымков и строгие четкие символы, сплетенные в танце. Рукояти – серебряные, с навершиями в виде двух перекрещенных полумесяцев – принимали мои руки так, будто ждали меня всю мою жизнь.
И все же казалось, что даже касаться их не следует.
– Они будут хорошо служить тебе, – сказал Винсент. – Легкие. Размер как надо. Я дал кузнецу твои мерки. Они рассчитаны специально под тебя.
– Они…
Совершенные. Потрясающие. Мучительно дорогие, но деньги были не главное. Это оружие представляло собой воплощение смертоносного искусства, которым славились ночерожденные, и владели им только самые уважаемые воины Дома Ночи. Чтобы создать эти два шедевра, потребовались сотни и сотни часов умелого труда. Не один век опыта кузнечного дела и магии. Мастерство целой цивилизации здесь, у меня в руках.
Без сомнения, несколько поколений ночерожденных королей перевернулись в гробу от одной мысли, что таким оружием будет сражаться приемная человеческая девчонка. Мне казалось, я оскверняю их одним своим прикосновением.
– Они… – снова начала я.
– Они – твои, – тихо сказал Винсент.
Словно подслушал невысказанное вслух.
Я сдержала волну эмоций – «Твою богиню, Орайя, держи себя в руках!» – и прицепила ножны на пояс. Может быть, сейчас я их еще не заслужила. Но однажды заслужу. Когда одержу победу.
– Спасибо, – сказала я.
Винсент снова посмотрел на небо:
– Тебе пора идти. Солнце встает.
Он был прав. Мне вовсе не надо, чтобы меня сняли с состязаний за опоздание в Лунный дворец. Я кивнула. Но не успела повернуться, как он поймал меня за руку, вцепившись так крепко, что ногти вонзились в плоть.
– Орайя, не стану говорить, чтобы ты была осторожнее. Не буду, потому что знаю: ты и так осторожна. Я тебя сам этому научил. Быть стойкой. Умной. Быстрой. Сосредоточенной. Жестокой. Теперь тебе нужно оставаться именно такой. Тебе нельзя ни быть слабой, ни ошибаться.
Эмоции редко проявлялись у Винсента на лице. Но сейчас я уловила проблеск – один лишь только проблеск – какой-то странной нежности, которая пробежала по бесстрастным мышцам его лица и исчезла раньше, чем я и он смогли или захотели бы ее заметить.
– Хорошо, – сказала я.
– Ты должна быть лучше их.
И так же, как Винсент услышал то, чего я не говорила, сейчас и я услышала его невысказанные слова: «…чтобы восполнить то,
