вернулась в Филадельфию, в Темпл, где, как она говорила, научилась только ходить на оба фронта. Я тогда вообще едва знала, что такое лесбийство за пределами вычитанного у Сапфо на Промежуточном греческом. После первого курса она ушла и записалась в Корпус мира, чтобы ума-разума набраться, как она говорила. Ее отправили в Нигерию, в какую-то деревушку где-то в буше, где, мы были уверены, она подцепит себе слоновую болезнь и малярию, где ее изнасилуют и продадут в белое рабство или сменяют на корову. В самом разгаре был Биафрийский бунт; даже Ма тревожилась до одури, а Бабуле мы вообще не осмеливались сообщать. Но никаких подобных гадостей не случилось: Мим учила ребятишек гигиене и закрутила серьезный роман с иранцем из Джонза Хопкинза, который занимался там здравоохранением. В марксизм Мим обратили как раз его истории о том, как ЦРУ помогало свергнуть правительство Мосаддега, чтобы привести к власти Шаха, и вот так она позднее оказалась в Тебризе, в Семьдесят первом. Все это ты знаешь.
Не имеет значения, что́ я знаю. Рассказывай дальше.
В Тыщадевятьсот шестьдесят восьмом ее отправили из Западной Африки домой в Балтимор как бы в увольнительную из-за Биафрийских передряг. Ма уже тогда обосновалась в Феллз-Пойнте, а я занималась докторской в Колледж-Парке. Мими казалась… не знаю: бывалой, суровой, собранной. На меня произвело большое впечатление. Она была к тому времени настроена пропалестински, провьетконговски, но главным образом – против ЦРУ, и то, что вы с Манфредом работаете на Компанию, возмущало ее не на шутку. Как вообще могли они оказаться такими тупыми, чтобы подкатить к ней с предложением работать на них под прикрытием Корпуса мира в следующей командировке, когда она убеждена, что они стоят за покушениями на Кеннеди, и даже Корпус мира на нее не давил за ее политические убеждения и из-за ее шаткости…
А ей и правда была шатко, несмотря на закаленный вид. У нее случались приступы дурноты, а порой она галлюцинировала. Но при этом была убеждена, что мозгоправы – либо жулики, либо половые империалисты, либо агенты правительства, либо все вместе сразу, и потому отказывалась обращаться. У меня тем летом имелась хорошо оплачиваемая работа в Вирджиния-Бич – помощницей управляющего в мотеле у одного из дружков Ма в тех краях, и Мимс часто ловила попутки туда и сюда между Ма в Балтиморе, мной в Вирджиния-Бич и ее друзьями в Джорджтауне.
Один из них и познакомил ее с человеком из Компании, в джорджтаунском баре для голубых, и тот ей двинул холодный заброс[56]. Мими пришла в такую ярость, что, прекратив разоблачать его вдоль по всей Висконсин-авеню, вынуждена была в час ночи голосовать на дороге и гнать на попутках двести с лишним миль в Вирджиния-Бич, чтобы мне об этом рассказать. Насчет автостопа я ей все мозги прожужжала: сама я много ездила на попутках в Европе, но почти никогда – в этой стране, если не считать крайних случаев. Мим говорила, что ей насрать: ее пугает Америка, а не американцы, и более-менее от одной пизденки жизнь ее не изменится, эт сетера. Так она и разговаривала –
Предложение агентской деятельности, выдвигаемое без предварительной обработки «объекта».
