своего тела невинными девушками любому встречному, будь то светский человек или клирик, к греху сладострастия, к сексуальным отношениям вне брака[59].
Жерсон полагал, что ни говорить, ни писать о подобных греховных сюжетах нельзя, тем более – нельзя их изображать[60]. (Илл. 1) Эти вопросы являлись, с его точки зрения, «священными и сакральными» (sainctes et sacrees), выносить их на публичное обсуждение означало подвергать их осмеянию, обесценивать их смысл[61]. Любой человек, ведущий себя столь неподобающим образом, по мнению канцлера, совершал тяжкое преступление «подобное убийству, воровству, мошенничеству или похищению [людей]»[62], поскольку лишь тяга к сладострастию способна оказать на людские души столь сильное воздействие – тем более, с помощью слов и изображений[63].
Именно свободная любовь, за которую так ратовали Жан де Мён во второй части «Романа о Розе» и его поклонники, парижские интеллектуалы начала XV в., лежала, по мнению Жерсона, в основе всех прочих несчастий – «любого зла и любого безумия» – которые только могли происходить с людьми[64]. Она вела к полному разрушению нравов и, как следствие, к впадению в ересь[65].
Та же тема последовательно развивалась в серии проповедей Poenitemini, с которыми прославленный французский теолог выступил 17, 24 и 31 декабря 1402 г. в церкви Сен-Жан-ан-Грев в Париже. Жерсон вновь возвращался здесь к вопросу о «постыдных книгах» и изображениях, которые достойны лишь уничтожения[66]. Однако основное внимание он уделил размышлениям о том, при каких условиях в принципе возможно публично обсуждать интимную жизнь людей и – особенно – «сокровенные» части их тел, отмечая, что подобные разговоры в целом совершенно неприличны[67] и даже супругам не следует их вести друг с другом[68]. Тем не менее, канцлер допускал, что данную тему вполне могут затронуть бродячие актеры на представлении, либо «мудрые и ученые люди» – например, врачи, пытающиеся узнать истинную причину болезни[69].
Особенно категорично Жерсон отзывался о публичном обсуждении интимной жизни в Talia de me – ответе Пьеру, брату Гонтье Коля, вступившему в спор о «Романе о Розе» осенью 1402 г. Ставший каноником собора Парижской Богоматери в 1389 г., совершивший длительное путешествие по делам церкви в Египет в 1414–1416 гг. и, наконец, назначенный членом французской делегации на Констанцском соборе (1414–1418), Пьер Коль был прекрасно знаком с канцлером Парижского университета[70]. Письмо его, однако, предназначалось не Жерсону, но Кристине Пизанской, возможно, потому, что в полемике с ней он чувствовал себя более свободным, нежели со своим именитым коллегой[71].
Несмотря на то, что основное внимание каноник собора Парижской Богоматери уделил литературным особенностям «Романа о Розе» и, в частности, вопросу несводимости к единому знаменателю точки зрения автора и его персонажей[72],
«Et ce il fait par une vieille mauldite, pieur que diable, qui enseigne, monstre et enhorte comment toutes jeunes filles doivent vendre leurs corps tost et chierement, sans paour et sans vergoingne, et que elles ne tiengnent compte de decevoir ou parjurer, mais qu'elles ravissent tousjours aucune chose, et ne facent force ou dangier de se donner hastivement, tant qu'elles sont belles, a toutes vilaines ordures de charnalité, soit a clers, soit a lais, soit a prestres, sans difference» (Ibid. P. 300).
Возможно, Жерсон имел доступ к некоторым из иллюминированных рукописей «Романа о Розе», тем более что один из самых известных таких кодексов (BNF. Ms. fr. 25526) был создан в мастерской, работавшей под юрисдикцией Парижского университета. Знаменитый французский теолог возвращался к данной теме неоднократно. Он осуждал «постыдные» иллюстрации к «Роману» и в письме Пьеру Колю (
«Il… nomme les parties deshonnestes du corps et les pechiés ors et vilains par paroles sainctes et sacrees, ainssi comme toute telle euvre faist chose divine et sacree et a adourer, mesmement hors mariage et par fraude et violence; et n'est pas content des injures dessusdites s'il les a publié de bouche, maiz les a fait escrire et paindre a son pouoir curieusement et richement, pour attraire plus toute personne a les veoir, oÿr et recevoir» (Livre des epistres. P. 301–302).
«Seule laidure est de pechier, du quel touttefois on parle un chascun jour par son droit nom,
«Et qui est pieur feu et plus ardant que le feu de luxure?.. Maiz que plus art et enflamme ces ames que paroles dissolues et que luxurieuses escriptures et paintures?» (Ibid. P. 307).
«Dont viennent conspiracions civiles, rapines et larrecins pour fole largesce nourrir, batardie ou suffocacion d'enfans mornés, haines aussi et mort des maris, et, a brief dire,
«Dire le contraire seroit erreur en la foy, c'est assavoir dire que selonc droit de nature euvre naturelle d'omme et de femme ne feust pechié hors mariage» (Ibid. 318).
«C'est fort par especial que lire
«Ne se doit faire en publique pour les causes dessusdictes, et aussi doit estre verité et honnesteté gardee es personnages» (Ibid. P. 182).
«Meismement entre gens mariéz doit estre honesté gardee» (Ibid.).
«Yci respont raison que parler proprement des choses se peut faire ou commencement par gouliardie; ou appert par soy enflamer a luxure; ou par maniere de personnaige; ou par maniere de doctrine entre gens saiges et adviséz et qui ne quierent fors la verite des choses» (Ibid. P. 181); «Comme ung malade se monstrera tout nus a ung medecin pour soy gairir» (Ibid. P. 182).
Жан Жерсон возглавлял делегацию представителей французской церкви на соборе в Констанце: Valois N. La France et le Grand Schisme d'Occident. 4 vol. P., 1896–1902. T. 4. P. 273, 290–296.
«Maistre Jehan de Meung, en son livre, introduisy personnaiges et fait chascun personnaige parler selonc qu'i luy appartient, c'est assavoir le Jaloux comme jaloux, la Vielle come la Vielle, et pareillement des autres. Et est trop mal pris de dire que l'aucteur tiengne les maulx estre en fame que le Jalous, en faisant son personnaige, propose» (Livre des epistres. P. 337).
