го есть дела.
С десяти лет Андрюха интересовался музыкальными инструментами и вскоре выучился играть на гитаре. В старших классах он постоянно таскал её в школу, дабы, не упустив момент на перемене, как бы невзначай начать наигрывать что-нибудь до свиста в ухе заслушанное вроде цоевской «Восьмиклассницы», тем самым собрав вокруг себя девчонок, что ему несомненно подпевали и стреляли глазками.
Девчонки любили Андрюху. Я хотел быть похожим на него. Хотел с такой же лёгкостью притягивать к себе противоположный пол, но тому препятствовала, словно шлагбаум на шоссе, моя застенчивость. Тем более ни способности, ни желания лупить по струнам у меня не было. Были разве что маломальский интерес к поэзии и охота сочинять что-нибудь своё. Я и прежде делал некоторые наброски, но никому о них не рассказывал, даже лучшему другу.
Именно поэзия стала своего рода катализатором на моём пути к сердцу дам. Впервые этот катализатор сработал в десятом классе, когда я не на шутку втюрился в Светку, что сидела буквально за соседней партой. Светка была из богатеньких, отчего особого внимания на меня не обращала. Поэтому удивить её я мог, как мне тогда представлялось, лишь своей изобретательностью. Просто сочинить стихи и томно прочесть их перед предметом своего воздыхания, надеясь произвести впечатление, казалось не более чем глупым предприятием. Оттого, на время оставив своё творчество, я решил прибегнуть к творчеству Владимира Маяковского, коего на тот момент мы проходили по литературе.
Нужно было прочесть наизусть «Стихи о советском паспорте». Подошла моя очередь. Я встал у доски, держа руку в кармане брюк, и уверенно начал незабвенное «Я волком бы выгрыз бюрократизм». На протяжении всего исполнения я не отрывал взгляда от Светки, словно читал свои собственные строки, сочинённые исключительно для неё. Светка же по обыкновению своему не обращала на меня внимания, бросая взор то в окно, то на новенькие ноготочки. Когда стихотворение близилось к концу, а именно к строкам «Я достаю из широких штанин», я медленно направился к своей возлюбленной, всё также не отрывая от неё взгляда.
– Читайте! – громогласно процитировал я классика, достав из кармана самодельный конверт и пафосно бросив его на парту перед Светкой. Только тогда она встрепенулась и растерянно поглядела на меня.
В конверте были мои стихи с признанием в любви. Содержания их я не помню, но после Светлана сказала, что это очень красивые стихи и что у меня талант. Так я покорил первую девушку, весьма одухотворившись своим достижением. Да что там достижением – победой! Победой над личной неуверенностью в себе.
Окрылённый таким успехом, я всё никак не мог поверить, что девушка, пользовавшаяся безоговорочной популярностью в школе, муза, за которой тотчас была готова выстроиться очередь из поклонников, разглядела именно во мне кого-то большего, чем просто зажатого одноклассника. Особенно на фоне моего раскованного друга, который, к слову, тоже был рад за меня, отчего то и дело приговаривал своё привычное «Ну ты молодец!»
Но помимо дел амурных были ещё дела житейские, и подошло время решать, кем я хочу быть. Андрюхе долго мыслить не пришлось, ведь у него с третьего класса было увлечение музыкой. Он вполне успешно поступил в Петербуржское музыкальное училище, где в следствие создал рок-группу, с которой выступал в местных барах. Я же, несмотря на мои литературные способности, завалив экзамены, естественно, не поступил на пресловутый филфак в родной столице Байкало-Амурской магистрали и отправился в армию под Владивосток.
То было лето 2001-го года.
Службу мы оставим за скобками, ибо она никак не влияет на последующий сюжет. Скажу лишь, что после того, как я отправился в войска, Светка перестала отвечать на мои звонки и письма, в отличие от Андрюхи, с которым мы поддерживали связь постоянно.
Вернувшись домой (летом 2003-го), я горел желанием увидеть друга, но он был в Петербурге. Пытался разыскать Светку, но из наших общих с ней знакомых никто ничего не слыхал про неё уже давно.
Я почувствовал себя одиноким. Ни девушки, ни единственного друга в богом забытом городишке не было рядом, а я так нуждался в любви и дружбе после двух изнуривших лет в сапогах да погонах…
Глава 2
Вагон скорого поезда плавно качался, словно на волнах. Второй день кряду я сидел на нижней боковушке, уставившись в окно, и созерцал бескрайнюю степь, сменявшуюся однотипными убогими деревушками с их покосившимися заборами, разрушенными сараями и просевшими от времени избами. Жалко было людей, живших в тех избах, – нищета напополам с ленью делили власть над ними, что было заметно невооружённым глазом. Картина веяла столь дикой тоской, что хотелось зажмуриться и, открыв глаза после, оказаться в волшебном городе, дороги которого вымощены жёлтым кирпичом.
Я ехал в Петербург. Ехал, чтобы встретиться с единственным другом после долгой разлуки, после двух лет армейской рутины и деградации, после месяцев тоски и никчёмности своего существования.
