этом на ходу натягивая на себя первое попавшее платьице.
Мама упорно не сдавалась и в состоянии праведного гнева не уступала папке в силе.
Наконец выдохшись, тяжело дыша, они отступили друг от друга.
Вдруг отец кинулся в комнату и зачем-то полез на шкаф, мама, подумав, что он хочет его повалить, тут же вцепилась зубами в его палец.
Пронзительно вскрикнув от боли, он ударом кулака оттолкнул мать, упал сам и, падая, повлек за собою огромный коричневый чемодан со стеклянными елочными игрушками. Озверев от боли в руке, он стал крушить все что попало в поле его зрения.
Тут уж испугалась сама мама. Подхватив меня на руки, она выскочила на улицу.
Дверь в сенцах успела захлопнуться, как тут же по ней что-то ударилось вслед за нами, при этом музыкально всхлипнув, рассыпалось.
Прошептала:
– Мое пианино.
Мама, еще крепче прижав меня к себе, заявила:
– Все, бежим в милицию. Он совсем озверел.
– Конечно пошли, – тут же согласилась я.
В милиции мы долго кого-то ждали, потом, посидев и успокоившись, мама передумала, и мы пошли обратно. Всю дорогу уговаривала маму не идти домой, а лучше к бабушке Нюре.
Но мама, погладив по голове, успокоила:
– Не бойся, доченька, все будет хорошо.
– А ты не будешь больше на него кричать?!
– Не буду.
И мы молча продолжили свой путь по темным неосвещенным улицам, пока, наконец, не выбрались на свою, где светились желтые фонари на высоких столбах.
Но перед нашей калиткой мой птенчик внутри снова забился в страхе, когда в темноте дверного проема появился отец с огромным чемоданом из-под игрушек. Он пытался замкнуть висячий замок, но перевязанный палец мешал.
В ужасе замерла: что будет?!
Но мама решительно подошла и, плечом бесстрашно оттолкнув отца, сбросила замок.
Затем, подхватив огромный чемодан, коротко бросила:
– Пошли! – вошла в коридор, включила свет и, открыв дверь на кухню, повернулась к нам: – Ну что вы там стоите?! Давайте заходите, не бойтесь!
Папка взял меня за руку и повел за собой в дом.
Опасливо двинулась за ним, но, споткнувшись о разбитое вдребезги игрушечное пианино, отпустила руку отца. Присев на корточки возле любимой игрушки, горько расплакалась. Папка виновато погладил по голове:
– Не плачь, Алла, я тебе новое, еще лучше куплю. Пошли.
В доме мама уже наводила порядок, сметая веником разбитые елочные игрушки.
Затем, уложив меня спать, они еще долго выясняли отношения, деля между собой вещи. Мама даже захотела разрезать пополам их красивый портрет, но папка отобрал ножницы. Постепенно они угомонились, и все в доме затихло. Но я еще долго успокаивала жалобно плачущего внутри птенчика, который заходился слезами от горькой
