искал, болдырь в капюшоне, тебя спрашиваю?!
– Конюх ваш помер внезапно, как снег летом, а следов в избе нет, я бы сжёг. – Он двинул к телеге.
Гюнтер догнал Эртура, поправляя шапку.
– Последние гроши из сапога ей отдал за милу душу, брат, как к князю прикатим, я тебе вдвое больше заплачу, будь уверен.
– Коня твоего хочу.
– Что? – Голос Гюнтера сорвался на фальцет от удивления.
– Белого. – Он собирал поклажу, не глядя на возницу, тот почесал затылок.
– Рассвета, стало быть?
– Точно.
– Тогда плачу вполовину.
– Идёт. – Эртур запрыгнул на телегу.
Они двигались на запад в приличном темпе, не останавливаясь, следов рыжей не было. Солнце мутным диском виднелось сквозь серую пелену, студёный ветер заставлял потирать руки. Гюнтер привычно не выпускал трубки изо рта, как-то даже драматично держась за вожжи.
– Эртур?
– М?
– Ты как-то посмурнел, чего стряслось?
– Гляди. – Он указал на седую прядку. – Гадина та с тракта никак из головы не выходит, снится ещё всякое. – Он жестом попросил трубку Гюнтера, пустил дым через ноздри.
– Да лихо то было. – Возница покачал головой, чуть стеганул коней. Ускорились
– Не знаю… – Эртур посмотрел себе под ноги. – Походит на ребёнка, да только…
– В Бездну этого ребёнка. – Он похлопал собеседника по плечу. – Вот доставим письмо, я тебе монет отсыплю столько, что сможешь закрыться в каком-нибудь трактире и не просыхать там целую луну.
– Письмо, Гюнтер! – У Эртура округлились глаза. Возница чуть не упал с козел опомнившись. Порылся в кармане, вытащил свёрток.
– Вроде целёхонько. – Выпустил дым из уголков рта. – Печать на месте, всё в порядке.
Они ехали дальше. Леса сменяли луга. Порою на горизонте вздымался дым из деревенских печей. Иной раз лес оживал и ветер доносил до уха бурную песню природы. Единожды им на встречу проехал гонец, галантно снявший шляпу на ходу. Мелькали покосившиеся часовни с ворованными подаяниями, ямы на тропе, которые приходилось объезжать окольными путями. Спустя несколько часов, когда небольшой замок с примыкающим к нему селом стал обретать свои черты, им пришлось сойти с пути, чтобы пропустить длинную вереницу беженцев.
Они стояли, оперевшись на повозку в небольшом перелеске. Трубка то и дело переходила из рук в руки. Беженцы шли. Все продрогшие, чумазые, в рванье. Медленно тянулась река обездоленных, в основном дети, женщины и старики. Кто-то понуро глядел в пол, прочие общались, вяло передвигая сухими губами. Одни с котомками, другие с огромными мешками, взмокшие от ноши.
Когда Эртур загляделся на серое небо, по которому вихрями кружились пернатые, его отвлёк подошедший старец:
– То вороны летят под Алый Остов, чуют беду, – сказал он.
Эртур глянул на незваного гостя – выцветшая тёмная мантия с громоздким капюшоном, из-под
