согласовать расписание на следующую неделю.– Схожу к найденышу. Справлюсь о самочувствии и заверю, что все счета оплачены. А то решит сбежать в трусах через окно, еще и задницу простудит.
Упрямый осел. Принял бы его предложение – не валялся бы без сознания возле машины. Весь в отца.
Румянцева уже перевели из палаты интенсивной терапии в обычную. Но еще не поставили на ноги. Конские дозы антибиотиков, ингаляции и горсти таблеток – вот его ближайшее будущее на несколько недель. А потом еще реабилитация и… шансов съехать с внезапных родственных связей у парнишки не останется.
– Ну, привет.
Марк хмурится.
– Как вы меня нашли?
– Да не я. Добрые люди нашли, помогли. В больницу вот, привезли и подлечили. Я только сегодня узнал. Везучий ты, Марк. Мог бы там и отъехать.
Он надсадно кашляет, и Серебров узнает шевельнувшееся где-то внутри чувство. Оно возникало каждый раз, когда болели Эля или Олег. Детей было жалко, за детей было страшно, детям он был готов отдать свое здоровье, лишь бы они перестали мучиться.
Странно, что это чувство возникло по отношению к Марку. Он ведь видит его второй раз в жизни.
– Мне полагается сказать спасибо?
– Тому, кто тебя спас? Потом скажешь. Или подпиши открытку, передадим.
– Вам. За оплату счетов. Это же не волшебная московская медицина.
– На благодарности не претендую. Но рассчитываю на сознательность. Давай договоримся: ты можешь относиться ко мне как угодно, быть гордым, самостоятельным и независимым. Но только после того, как врач даст добро на выписку. Пневмония – это не прыщ, от нее умирают. Прервешь лечение, выработается резистентность, и недолеченную пневмонию не возьмет ни одна таблетка. Конец, эпилог. Так что лежишь, пока врач не помашет ручкой. Договорились?
Марк долго молчит, и Серебров всерьез размышляет над тем, чтобы запереть его палату. Но вот какая штука: это незаконно. И объяснять ментам, что он хотел как лучше, не хочется. Однажды у него уже был такой опыт, ощущения ниже среднего.
Наконец сын кивает:
– Хорошо. Но это ничего не меняет. Я не стану примерным сыночком и не буду успокаивать вашу совесть.
– Да в жопу совесть, – отзывается Серебров. – От нее постоянно какие-то проблемы.
Вашему папе зять не нужен?
Приход человека, называющего себя моим отцом, выбивает из колеи. Я снова злюсь, а от невозможности уйти из больницы, психую. Сам не знаю, почему так реагирую. Любой другой радовался бы на моем месте: объявился богатый папочка. Можно расслабить булки и жить, ни в чем себе не отказывая. А я бешусь и отказываюсь от свалившегося на голову бабла.
Но ничего не могу с собой поделать. Серебров бесит.
Завел интрижку, заделал ей ребенка, бросил, а теперь такой весь в белом «позволь я тебе помогу». Сука. Помогать надо было, когда мы в этом нуждались. А теперь твои бабки никому уже не помогут. И тебе не помогут. Надеюсь
