понять «раза четыре или пять»?
– Чего тут не ясного? Я её, Розу Васильевну, воспринимал и встречал телесно… прямо на рояле. Как это прекрасно! Но, правда, погружался не я.
– А кто?
– Мой ныряющий «кузнечик».
– Ты не исправим, господин Палахов. Я спрашиваю тебя о твоих впечатлениях, о прекрасной музыке Вивальди, а ты уходишь в сторону от основной темы нашего непринуждённого разговора.
– Ну, почему же, Ирина Трофимовна? Этот Вивальди мне до сих пор помнится. Правда, были и Моцарт, и Шопен. Но уже с другими дамами и в разных местах. Я очень музыкальный гражданин.
– Чувствую, что тебя уже не перевоспитаешь, Аркадий!
– Ну, тебе не угодишь… Не хочешь беседовать о музыке, то давай, я расскажу, что-нибудь, допустим, о бухгалтерском учёте или разведении карпов в заброшенных карьерах… ещё со времён Советского Союза.
– Ладно, не обижайся, господин майор железного запаса или пожизненной отставки, господин Палахов! Чёрт с тобой! Расскажи ещё что-нибудь доброе и нежное о сексе. А то ведь я ни черта не знаю. Только что с дерева слезла – и в жизнь!
– Не надо недооценивать своих возможностей и активно скромничать, Ирочка! – он почесал практически лысый затылок своей бедовой головы. – Тебе это не идёт. Ты очень многое в сексе умеешь. У тебя не такая уж и плохая школа. Стоит, конечно, ещё работать, работать и работать. Но кое в чём даже я тебе уступаю и даже взял бы тебя и в учителя.
Палахов торжественно и даже гордо посмотрел на Ирину левым глазом. А как же? Ведь он высказался открыто и прямо. Самому стало приятно, что он такой мудрый и наблюдательный. Аркадий Дмитриевич сел на любимого конька и стал рассказывать о своей теории полового совокупления. У него имелись кое-какие соображения на этот счёт.
А проводники Маша и Гриша всё ещё находились на нижней полке служебного купе. Они относительно активно занимались сексом. Правда, он уже помаленьку начинал выдыхаться. Изрядно вспотевший, но счастливый, Гриша стоял на коленях и держал её ноги в своих руках. Производил резкие, но уже редкие телодвижения.
Маша глядела на него с надёждой и говорила, почти с мольбой:
– Только не останавливайся, Гриша! Это будет не совсем хорошо с твоей стороны. Даже подло. А я верю в тебя.
– Всё нормально, Маша. Буду… почти без… остановок. Как наш… курьерский и пассажирский поезд. Я такой.
Самой собой, Григорий собрал бы все силы в кулак (и не только в кулак) и достойно завершил начатое дело, но… Но в дверь их служебного купе раздался настойчивый и нетерпеливый стук. К сожалению, она была и не заперта. Разве в такой сексуальной суматохе всё упомнишь?
К ним не вошёл, не ввалился, а даже ворвался примерно двадцатидвухлетний, черноволосый пассажир. Он был инструктором по пешему туризму. И пусть даже пассажирский поезд не так далеко отъехал от Москвы, но почти все обитатели поезда уже знали о специальности молодого человека.
– Господа,
