свисают гроздья плодов, напоминающих зеленые сливы, из них осенью вылупляются, как птенцы из скорлупы, настоящие грецкие орехи. Карина тем временем принесла корзинку с хлебом, насмешливо глянула на меня и спросила:
– Ходили на море?
– Ага… А вы с Лиской где были?
– В магазине. Алана видел?
– Да. А что?
– Ничего. Как там Москва?
– Стоит… – уныло пробормотал я.
А можно было ответить: «Хорошеет, как ты!» Вообще-то, я ребенок в душе остроумный, только вот с находчивостью хуже, она у меня какая-то замедленная, вроде двери со специальным придерживателем. Карина пожала загорелыми плечами и снова поспешила на кухню. За год она вытянулась, особенно ноги, стали шире бедра, а грудь едва умещалась в тесной кофточке. Ее распущенные каштановые волосы доставали теперь до края короткой полудетской юбчонки.
– Пить хочешь? – спросил меня Ларик.
– Угу.
– Сейчас!
Он по-хозяйски подошел к оцинкованному детскому корыту, стоявшему под грушей, в него был опущен садовый шланг. В воде, переливавшейся через край, плавали отклеившиеся этикетки и охлаждались разнокалиберные бутылки: водка, вино, шампанское, пиво, лимонад. Воровато выхватив одну, мой друг зубом поддел железную рифленую пробку, послышалось знакомое шипение, и он протянул мне емкость с чуть дымящимся горлышком:
– Хлебни!
– Так это же пиво! – удивился я, сделав приличный глоток.
– А ты все еще лимонад сосешь? – ухмыльнулся он.
– Не только…
– Не харишься, не пьешь… Я из тебя сделаю человека. Пойдем покурим!
– Пойдем… – нехотя согласился я.
От пива голова слегка затуманилась. Ларик повел мня в наше укромное место – за избушку. Навстречу попалась Лиза, младшая сестра моего друга. Башашкин звал ее на французский манер «Лизон», а домашние – «Лиска» – за хитренький взгляд, который заметили все, едва ее привезли из роддома. Она тащила с кухни глиняную миску «баялды», так здесь называют тушеное рагу из овощей – баклажанов, помидоров, моркови, чеснока. Вкуснейшая вещь! За год Лиска почти не выросла, а только округлилась, да еще в повадках появилось что-то томное, как у настоящей женщины, она стала подводить глаза и прицепила к ушам большие красные клипсы взамен крохотных серебряных колечек, такие здесь носят все девочки, чтобы не заросли проколотые мочки. Ее лицо, даже когда она была совсем крохой, казалось мне иностранным, как у певицы Эдиты Пьехи. А когда по телику показали сериал «Четыре танкиста и собака», все тут же воскликнули: «Наша Лиска – вылитая “сержант Лидка”!» И Башашкин стал звать ее «пани сержантка».
– А я матери скажу! – пригрозила ябеда, сощурив узкие глаза. – Курильщики!
– Скажешь – пожалеешь! – пообещал Ларик.
– Ага, испугал ежа голой попой! Обязательно скажу!
– Классные
