из окна по плечи. Вид моря, смыкающегося на горизонте с небом, жалобы мечущихся чаек, горький дым от «титана», затопленного проводницей, и мысль о том, что в соседнем купе едет девушка-паж, которая тоже выходит в Новом Афоне, – все это смешалось в какое-то щемящее чувство ожидания. Чего? Не знаю…
– Юраша, иди кушать! – громко позвала тетя Валя.
– Сейчас… – буркнул я, надеясь, что красивая попутчица через стенку не слышала этого дурацкого – «Юраша».
Я медлил на своей верхней полке, надеясь, что лоснящаяся спина с большим плавником снова вынырнет из волн, и тогда я крикну: «Дельфин!» Пассажиры метнутся к окнам. Зоя тоже выглянет. Я равнодушно покажу пальцем на диковину и, пожав плечами (мол, что за волнения из-за таких пустяков?), спущусь вниз, чтобы поесть. Но минута промедления обошлась мне дорого: кто-то с криком «Берегись!» выплеснул наружу опивки из стакана, и мокрые чаинки залепили мое лицо. Кое-как протерев глаза, я слез с полки и, сшибая углы шатающегося вагона, побрел в туалет – умываться. Тетя Валя, увидев мою физиономию, только охнула, а дядя Юра пошутил, что в жизни лишний раз лучше не высовываться.
– О це жах! – крякнула могучая проводница Оксана, вжимаясь в стену и поднимая над головой, как фонари, подстаканники с желтым чаем. – Ну шо за люди? Талдычишь: ничего в окна не бросать. Без толку!
Едва разминувшись в узком проходе с ее обильной грудью, распиравшей серую форменную рубаху, я оказался перед запертой дверью туалета, оттуда сквозь стук колес слышался плеск воды и напев:
А над морем, над ласковым морем
Мчатся чайки дорогой прямою.
И сладким кажется на берегу
Поцелуй соленых губ…
Наконец из санузла вышла умытая, свежая, пахнущая цветочным мылом Зоя с проштампованным вафельным полотенцем на голых плечах. Я заметил, что глаза у нее синие, а губы необычные, с маленькими ямочками по краям рта, отчего кажется, будто она усмехается. От этой улыбки по всему моему телу пробежал теплый озноб. Рядом с ровесницами я обычно испытываю странную, щекочущую неловкость или бесцельное томление, переходящее в дружеское влечение. Так было с Ирмой и Шурой. Но девушка-паж старше меня на целых три года! Я для нее пацан. Из коридорного разговора Михмата с Добрюхой стало понятно, что она поступила в МГУ. «Запасть» на нее – то же самое, как влюбиться в «Девочку с персиками». Глупо, тупо и нелепо…
Увидев меня, Зоя сперва испуганно вздернула тонкие брови и округлила синие глаза, даже слегка отшатнулась, но потом, сообразив, что случилось, обидно засмеялась и убежала в свое купе. Я зашел в туалет, глянул на себя в зеркало и понял, что выгляжу чудовищно, будто на меня сел рой маленьких черных мух. Смыть налипшие чаинки оказалось не так-то просто, особенно трудно было выполаскивать их из бровей: вагон сильно шатало, и воду в пригоршнях донести до лица, не расплескав, удавалось через раз. Вдруг поезд остановился. Без помех умывшись, я посмотрелся в зеркало и ногтями отслоил от кожи несколько прочно приставших чаинок, которые можно было принять за родинки. На случай, если в коридоре кто-то стоит, я принял выражение независимой иронии и вышел.
Но
