я немного перебрал этой дряни, – выдавил из себя панк слабую улыбку.
В уголках его глаз всё ещё поблёскивали остатки слёз.
– Мне… – продолжил он, но тут же громко закашлялся, резко открыв глаза и потянувшись вперёд.
– Тихо. Тихо, – настойчиво положил ему руку на плечо железный человек. – Дыши медленно и спокойно. Медленно и спокойно.
Пациент послушно выполнил предписания врача, и только спустя долгую последовательность глубоких вдохов и выдохов, наконец, решился заговорить вновь.
– Послушай, Курильщик. Мне страшно… я боюсь…
– И чего же ты боишься? – продолжал внимательно смотреть на него друг.
– Смерти, – робко прошептал зеленоволосый, сглотнув накопившуюся во рту слюну. – Я… не хочу… умирать… – покачал головой он.
Но по какой-то неведомой странной причине эти слова вызвали у доктора лишь весёлую усмешку, что со стороны могло показаться презрением и даже кощунством человеку, возможно впервые решившемуся на исповедь.
– Никто не хочет умирать, – пожал плечами Курильщик. – Только наивные глупцы или измученные страдальцы мечтают пасть в объятия смерти, искренне полагая, будто это лучший способ сбежать от всех проблем мироздания.
– Ну а ты? Разве ты сам не боишься смерти? – с трудом сфокусировал расширенные зрачки на своём собеседнике зеленоволосый.
Его бледное измождённое лицо, казалось, настолько привычное к отображению язвительной экспрессии, теперь ощущалось каким-то неестественно сёрьёзным и даже пугающим. Словно впервые за долгие годы с него свалилась маска безудержного веселья, открыв миру подлинную сущность этого человека.
При этих словах саркастическая ухмылка железного человека изрядно потускнела, вместе с тем заставив мужчину издать продолжительный вздох.
– Как ты тогда говорил? В моей консервной банке, если мне не изменяет память? – произнёс Курильщик. – Здесь, постоянно метаясь между пронизывающим до костей холодом и адской жарой, в условиях слабо насыщенного кислорода и проклятого газа, что день за днём теряет свою концентрацию, в вечной железной темнице, отрезанный от всего света – я не могу чувствовать ни запахи, ни звуки в полном, их естественном диапазоне. Мне никогда не ощутить нежное касание лёгкого ветра, обдувающего усталое лицо, и никогда не познать томительный жар другого человеческого тела. Так что… нет, мой друг. Я не боюсь смерти. Я давно принял и осознал неизбежность и даже необходимость этого малоприятного события, что является закономерным финалом любой людской жизни. Твоей и моей в частности, – указал рукою учёный.
Выслушав до конца размышления напарника, Псих обречённо опустил голову вниз, а его тело вновь начало трясти, из-за чего создалось довольно стойкое впечатление, будто мужчина в любую секунду сорвётся в безудержные рыдания. Однако вместо этого он неожиданно запрокинул голову вверх и громко, презрительно рассмеялся. По коже Курильщика волнами прокатился леденящий озноб.
– Знаешь,
