и привозить жестяные бобины с киноплёнкой, а иногда, когда деду надо было срочно съездить в Иркутск, он подменял его и крутил в клубе железнодорожников кинофильмы.
Утром, отправляясь на службу, дед надевал свою железнодорожную гимнастёрку, поверх её натягивал тёмно-синий китель, застёгивался на все пуговицы и, причесав ладонью седую лысеющую голову, натягивал форменную фуражку.
– Оставляю тебя на хозяйстве! – говорил он бабе Моте, прикладывая ладонь к голове. – Сегодня у меня совещание, буду поздно.
– Да как-нибудь мы здесь и без тебя управимся, – улыбалась бабушка. – Ты случаем очки не забыл?
Глаза деда замирали в одной точке, он испуганно хлопал себя по карманам, проверяя, всё ли взял, поскольку без очков он был как без рук.
Место для сна мне определили под крышей, где, как говорила баба Мотя, обычно ночевал, приезжая в Куйтун, мой отец и которое на лето облюбовал мой двоюродный брат. Дрокин считал себя всезнайкой и, перед тем как уснуть, он рассказывал, что после революции дед работал на агитпоездах и что в его коллекции были фотографии приезжающих в Иркутск Василия Блюхера, Павла Постышева, командира красных забайкальских партизан Журавлёва, про которого даже была песня:
Ружья в гору заблистали,
Три дня сряду дождик лил.
Против белых мы восстали,
Журавлёв там с нами был…
– А ещё, говорил Дрокин, дед давным-давно фотографировал лётчика Михаила Громова во время его знаменитого перелёта из Москвы в Пекин. Громов летел на самолёте Р-1 конструкции Николая Поликарпова, другие на «юнкерсах», – и для большей убедительности добавлял: – К нам на поле садился санитарный самолёт По-2 тоже конструкции Поликарпова. Я ездил туда на мотоцикле и даже посидел в кабине. Ничего особенного, двухместная кабина, два или три прибора, указатель скорости и авиагоризонт. Немцы называли его швейной машинкой или рус-фанер. Я бы мог спокойно взлететь и сесть на нём.
«Ври, да не завирайся!» – думал я и всё же немного завидовал Дрокину. Надо же, сидел в кабине самолёта! В то время я зачитывался книгой Вениамина Каверина «Два капитана», повествующей о полярных лётчиках, и, как все мальчишки, мечтал стать лётчиком.
– Надо попросить деда, в кинофонде есть фильм «Два капитана», – устав отвечать на мои расспросы, зевая, говорил Генка. – Можно его показать.
Меня поражало: Дрокин обо всём рассказывал так, что казалось, это он ездил с дедом на этих самых агитпоездах и сам лично снимал знаменитых людей. Сколько же нового и неожиданного я узнал за последние дни после приезда в Куйтун!
На ночь семья соседей укладывалась не сразу. Гуськом, следуя друг за другом, ребятишки делали заход в туалет, потом под присмотром всё той же Любки один за другим шагали в сени, где стоял наполненный водой цинковый тазик, некоторые, даже не наклоняясь, тёрли мокрые ступни одну о другую, перепрыгивали на лежащую рядом с ванной тряпку, шоркали подошвой об неё и,
