что зашла по пути в магазин или аптеку, всего лишь на секунду, и спрашивала: может, что-то нужно купить, и при этом не забывала стрельнуть своими тёмными глазками в мою сторону. Даже невооружённым глазом было видно, что одежонка на ней так себе, чуть ли не один и тот же застиранный сарафанчик, но зато он сидел на ней так, точно в нём она родилась.
– Да всё у меня есть, – говорила бабушка. – И валидол, и корвалол, вот только здоровье куда-то пропало. Возьми что-нибудь успокоительное: настой валерианы или мелиссу. А после, если будет время, приходи, позанимаемся.
Я знал, когда-то в молодости баба Мотя пела в церковном хоре, а после, когда жила в Кимельтее, даже была регентом хора и следила за богослужением с клироса. Узнав, что Люба занимается в художественной самодеятельности и мечтает стать певицей, она, вспоминая те уроки, которые ей когда-то давали в училище, пыталась помогать Любке.
– Главное – это дыхание, – учила бабушка. – Набери побольше воздуха и понижай, или, наоборот, плавно повышай голос. Перед тем как начать, надо подготовить голосовой аппарат. Никогда нельзя петь больным и нездоровым. Песня грустная поётся распевно, при этом и движение руками должно быть плавными, как бы помогая песне. Надо понимать, что в твоём возрасте голос растёт и развивается. Человек растёт, и голос растёт. Запомни, от желания петь громче других может произойти вибрация голоса, он может сорваться. А это плохо. Надо беречь голосовые связки. Звук должен выходить из тебя без натуги: круглым, точным, звонким. Монотонное исполнение нужно только ребёнку перед сном. Надо научиться отделять сливки от пахты. Сливки – вкусно, пахта – не очень, но тоже полезна.
Слышу песни жаворонка,
Слышу трели соловья…
Это русская сторонка,
Это Родина моя! —
затягивала Любка, и я, вспомнив, как она, подбадривала себя, напевая при мытье полов, всё же соглашался: голос у неё был чистым и звонким.
Уроки пения мгновенно прекращались, когда до тоненького Любкина голоска из соседского двора долетало что-то похожее на глухой лай волкодава:
– И где эта курва пропала?! – ругался пришедший с работы Яков Иванович. – Опять к попихе убежала. Петь надо, когда всё сделано. Ужин не подогрет, хлеба дома нет! И чем у неё башка забита? Приволья ей захотелось! Появится эта падла, шкуру с неё спущу!
– Ой, кажется, Яков Иванович с работы пришёл, а я тут распелась! – пугалась Любка. – Баба Мотя, я к вам попозже забегу.
– Бедная девочка! – глядя ей вслед, вздыхала бабушка. – С ними она и детства своего не разглядит. Стирка, готовка, уборка, тряпки, сопли, горшки, вдобавок ещё и матерки. А Устинье хошь бы что! Та два часа собирается, два умывается, час притирается, сутки одевается. По-моему, на уме у неё одно – во что бы Любу ещё запрячь.
Как-то через бабу Мотю Устинья попросила деда, чтобы тот пристроил Любку в клуб мыть полы, всё-таки какая-никакая копеечка в семейный бюджет. Кроме клуба Любка мыла
