между Хоревым и Речкиным? Чего делить – тайгу, ей края нет, места всем хватит. А вот живут рядом, и – как на ножах!
Задержаться надолго и стать настоящим барином Шугаеву было не суждено. Известный романист, автор «Вечного зова» Анатолий Иванов, предложил Вячеславу возглавить отдел прозы журнала «Молодая гвардия», с предоставлением московской квартиры, и Шугаев, так и не написав своих охотничьих рассказов, бросил всё и улетел в столицу. Оказалось, что не только чеховские «Три сестры» мечтали перебраться в Москву. Года через два после своего отъезда он неожиданно предложил мне купить его добролётовскую дачу. «Бичи начали лазить, – пожаловался он, – чего доброго, сожгут. Бери – не прогадаешь!» И запросил за школу, на которую, кстати, не было никаких документов, приличную сумму. «Что ж, всё как и везде: за вход – рубль, за выход – три», – хмыкнув про себя, подумал я. И мы ударили по рукам. Оформление документов на дом и участок потребовало нервов, времени и денег, но я посчитал, что овчинка выделки стоит, всё равно здесь лучше, чем сидеть на шести сотках в садоводстве.
Старая школа
В Добролёт я приехал на машине, набитой до отказа собранными для дачной жизни вещами. И сразу же столкнулся с неожиданным препятствием: свернув с дороги, я не смог въехать во двор, всё заросло черёмухой. Я оставил машину, открыл дом, отыскал расхлябанный топор, на который можно было садиться и ехать верхом, кое-как размочаливая корни, вырубил загораживающие дорогу кусты, сгреб их в кучу и свалил их на поляну перед домом и принялся разгружать привезённые узлы и коробки. Откуда-то появились собаки, обнюхивая узлы, они, как таможенники, начали следить и провожать глазами каждую коробку, каждый узел, которые я заносил в дом. Следом появились любопытствующие соседи. Одну из них – Веру Егоровну Хореву, я хорошо знал, у неё Шугаев покупал молоко и нередко перед приездом из города просил протопить печи. На ней был белый льняной платок, и вся она была завернута и застегнута на все веревочки и петельки, глаза блёклые, но всё ещё остренькие и любопытные, юбка серенькая, широкая, аж до самой земли, из-под которой были видны тупые носы тёмных калош. Откуда ни возьмись, видимо, привлечённый возникшим движением возле старой школы, появился молодой, губастый парень в камуфляжной форме и высоких кожаных берцах.
«Для леса и села одежда что надо, удобная, практичная, – оценил я, – сразу видно, человек носит её по долгу службы». И не ошибся. Губастый хозяйским, начальственным голосом спросил, кто я и какое отношение имею к этой школе.
– Я теперь здесь буду жить, – сообщил я. – А кто вы?
– Алексей Старухин – лесник. Ты вот что, зайди в контору со всеми своими бумагами: план, купчая и всё прочее, – пожевав губами, точно пробуя и проверяя мои слова на вкус, сказал он и, оглядев привезенные из города вещи, остановил свой взгляд на этюднике:
– А это что за хреновина?
– Это для работ красками, когда ходишь на пленэр, – пояснил я и, увидев, как, наткнувшись на незнакомое слово, лицо его замерло в некотором размышлении,
