и рассказывайте все, что вы знаете об этом замечательном человеке.
Гусельщиков строго свел мохнатые брови, посмотрел на подполковника укоризненно.
– Ничего замечательного в гражданине Силине нет. Пьяница, тунеядец, бытовой хулиган. Я с него несколько подписок об устройстве на работу брал.
– Ну и как?
– Устраивался. Месяц поработает и уходит. От пьянства его лечили. Ничего не помогает, антиобщественный тип.
Гусельщиков расстроенно смотрел на подполковника из управления. И весь его облик говорил, что, дескать, он, участковый инспектор, вины с себя не снимает, а даже, наоборот, готов отвечать за всякого, кто не хочет жить по- людски на его территории.
– А где он может быть сейчас?
– Я, товарищ подполковник, регулярно все их точки обхожу.
– Это что же за точки?
– Места, где вся пьянь собирается. Дружинников сориентировал, общественность.
– Подожди, подожди, Гусельщиков, ты меня в отношении их алкогольной географии просвети.
– Во-первых, пивная-автомат, во-вторых, они у магазинов в Дмитровском переулке и на Кропоткинской кустятся, ну и, конечно, во дворе дома 7, там пустырь, лавочки, вот там и распивают.
– Значит, там и есть их «клуб пытливой мысли»?
Симаков засмеялся.
Лейтенант строго, с недоумением посмотрел на Вадима.
– Там клуба нет, товарищ подполковник, там безобразие одно.
– Это я шучу, шучу, Гусельщиков. А с кем он дружит?
– Кто?
– Силин. Хоттабыч этот.
– Да откуда у него друзья, так, собутыльники.
– А с кем пьет чаще всего?
– С кем придется.
– Ну ладно, Гусельщиков, чаю хотите?
Лейтенант опять с недоумением посмотрел на Вадима. Он никак не мог понять, шутит подполковник или нет.
– Я уже завтракал, товарищ подполковник. Я могу идти?
– Идите.
Лейтенант повернулся через левое плечо. Повернулся четко, видимо, в армии он был отличным строевиком, и вышел.
– Он парень хороший, старательный, службу несет отлично, – сказал Симаков, заваривая чай.
Над старым фаянсовым чайником с отбитой ручкой поднялся ароматный парок.
– Запах чувствуете? Это я для вкуса чебреца добавляю. Трава такая, мне ее один парнишка из Ростова присылает, вкус необыкновенный у чая.
– Строгий он очень, Гусельщиков ваш. Строгий и четкий, как устав.
– А разве плохо?
– Нет, почему же. Плохого ничего нет. Только у нашей службы одна особенность есть, Симаков, мы с людьми работаем, поэтому деятельность наша простирается в сфере душевной.
– У него на участке этих душ, Вадим Николаевич, тысяч пять. В каждую не влезешь.
– А я его не призываю лезть в каждую. Но вот каждого, кто на пустыре пьет, он должен изучить досконально.
– Молодой он…
– Ты,
