Галочка! Нам вместе… надо! – с прерывающимся придыханием уговаривал её Юдов. – Я же так люблю тебя! Одну и навсегда!
И они, лёжа на полу, начали говорить друг дружке какие-то глупости несусветные. И глупости «двустороннего козла» непостижимым образом оказывались сильнее глупостей «маленького лебедя». И сопротивление Галочки всё слабело и слабело. И вот конечности похотливого сатира уже беспрепятственно тискали маленькие груди Галочки, ползли по её животу и бёдрам, и, наконец, проникли под подол её длинной юбки и затрепетали там, под последней вуалью, в запретном лоне. И Галочка также затрепетала и прильнула телом к Юдову. Пронырливый ухарь-эротоман с головой нырнул под юбку, в промежность балеринки, растаявшей в истоме от бурных ласк, и после непродолжительных и уже слаженных совместных усилий стянул с неё плавочки, отбросив их в сторону.
Девичьи трусики прилетели прямо на нос Ладомиру, который, распластавшись на полу, из-под нижнего проёма ширмы следил за происходящим с неестественно вытаращенными глазёнками и побагровевшей прыщеватой юношеской физиономией. Если в увертюре лакомой эротической схватки Сясин хотел, чтобы Галочка дала Кире сокрушительный отпор, то впоследствии, поэтапно, процесс интимного сближения увлёк и его, превратив из стороннего наблюдателя в третьего сопереживателя. Ведь тесная каморка поневоле сблизила их всех. Разведённые порознь аккуратные чистенькие ступни Галочкиных ног, с которых слетели босоножки, в нетерпении сучили буквально в полуметре от студента. От них исходил кисловато-приятный запах. А интимную часть тела балеринки Ладомир видел так, как не мог видеть и Юдов. И Сясину тоже становилось хорошо. Всё лучше и лучше. Он мысленно поменялся местами с Кирей и непрерывно погружался и погружался в пучину сладострастья, как бы преследуя по пятам остервеневшую парочку, захваченную половодьем желаний. И когда плавки прилетели ему в морду, его отнюдь не стошнило. Напротив, Сясин прижался к ним и начал впитывать сохранившееся девичье тепло и вдыхать аромат девичьего тела и микроскопических женских выделений.
Меж тем Кирилл и Галочка от лобзаний и поверхностных ласк переключились на сугубо интимный контакт: девушка впустила «двустороннего козла» внутрь себя. Они уже обнялись и прильнули друг к другу так, словно их сплющил могучий пресс. Они уже не просто стонали от того, что сцепились гениталиями, что обвалялись один в другом, а по-звериному хрипели, сливаясь в соитии. Они уже тряслись, точно припадочные, а темп фрикций Галочкиного «наездника» нарастал и нарастал.
И в такт им студент за ширмой задрыгался и заизвивался тараканом на иголке, по-поросячьи тихонько похрюкивая и повизгивая. Так что, когда в телесном экстазе Юдов дико заорал: «Оба-на!… Оба-на!…», а Галочка нечленораздельно замычала, Сясин кляпом засунул себе в рот её плавки. Им тоже овладел оргазм. И он, финально курлыкнув, «отдал концы», затихнув в изнеможении. И Ладик подумал, что он умер…
С того акта душевного стриптиза Сясин повадился тайно сопровождать Юдова в любовных похождениях. Но исключительно
