месту.
– Меняешься со мной местами, – требует он. С его места на дальнем краю стола мне будет трудно подскакивать туда-сюда во время ужина.
Я открываю рот, чтобы возразить, но его глаза так опасно темнеют, что я закрываю его обратно.
– Какая была машина? – спрашивает он.
Я поднимаю глаза. Даже если Аллены верят, что мир справедлив, я знаю, как на самом деле, и подозреваю, что Люк тоже. Люди лгут. Люди всегда будут спасать свою шкуру. Даже если я буду знать марку, модель и номер машины. Если опознаю родинку на внутренней стороне бедра парня, а у меня под ногтями будут частички его кожи, он все равно сможет заявить, что это был несчастный случай или недопонимание, и все ему поверят.
– Не имеет значения. Даже если бы я их знала, они все будут отрицать, скажут, что я сама упала с велосипеда.
– Я знаю, – отвечает он. – Я просто хочу, чтобы ты мне рассказала то, что видела.
– Машина серебристого цвета. Небольшая. Понятия не имею, какой марки. С досками для сёрфа на крыше.
– Ты кого-нибудь из них видела?
Я закрываю глаза.
– Я помню только того, кто схватил меня. – Еще одно черное пятно в моей памяти. У него был такой холодный взгляд. Он видел, что у меня течет кровь, видел раздолбанный велосипед, порванную рубашку, но все равно смеялся. – У него был пирсинг в брови. На костяшках тату. Это все, что помню.
Гаражные ворота открываются, сообщая, что приехал пастор.
Донна хмурится.
– Нам лучше прекратить говорить об этом.
Люк резко поворачивается к ней.
– Почему это?
Она моргает, удивленная его тоном, потом сглатывает.
– Потому что, я думаю, Джулиет предпочла бы, чтобы эта история осталась… между нами.
Нам всем требуется некоторое время, чтобы понять то, что она не сказала: если мы расскажем пастору, он упомянет это в проповеди. Он может подождать несколько месяцев, а потом сообщить буквально несколько подробностей, после которых ни у кого не останется сомнений, что это обо мне. «Молодая девушка едет на велосипеде домой после работы в закусочной», – скажет он, и все собравшиеся повернутся ко мне, вспоминая те недели, когда я ходила в синяках.
Скорее всего, они подумают, что я сама во всем виновата, и я не знаю, почему ненавижу их за это, ведь я сама так думаю. Логично это или нет, но у меня такое ощущение, что, будь я более достойным человеком, этого бы вообще не произошло.
Будь я такой девочкой, какой меня считают Аллены, разве ушел бы отец? Умер бы мой брат? Пришлось бы мне работать в закусочной, чтобы накопить денег и не стать бездомной после окончания школы?
Будь я той, другой, хорошей девочкой, поступил бы Джастин так, как поступил? Попытались бы те парни схватить меня?
Не могу отделаться от чувства, что я сама каким-то образом навлекла на себя все это.
– Какой штат? – спрашивает Люк. – Какого штата были номера?
Я качаю головой. Ответ не поможет.
