в руку и ногу, он не мог удержаться в седле, но желал вести своих орлов за собой. Генералу Сукину 2-му оторвало ногу ядром; два унтер-офицера вынесли из боя на плаще раненого генерала Эссена 1-го.
Уцелевший батальон гренадеров Удино охранял боеприпасы; свист ядра – и к небу взметнулся столб огня, ошметки людей разбросало взрывом.
В каждую передышку подбирали раненых; французы забили ими все дома в Постнене, устроив полевые лазареты в лесу до самого Георгенау; русские отвозили своих во Фридланд.
На дороге к лесу клубился огромный столб пыли. Это еще что? Английский генерал Гученсон, наблюдатель при русской армии, вызвался подняться на колокольню и произвести визуальную разведку; Беннигсен отпустил с ним своих адъютантов Лопухина и Волконского, знавшего по-английски.
К удивлению Волконского, в Ратуше было полно народу: множество штаб- и обер-офицеров, не раненых и не больных, находились не на позициях, а здесь, в тылу, возле двух генералов – «гатчинских скороспелок», как называли их армейские. Устыдившись перед иностранцем, Серж поскорее повел его на лестницу.
Сомнений быть не могло: Наполеон ведет подкрепление. Когда Волконский прискакал в ставку с этим сообщением, французы уже выходили на опушку леса.
Облако пыли, поднятое свитой, скрыло от глаз императора; генералы Виктор и Мезон с трудом поспевали за ним. По дороге им встретились русские пленные, захваченные Груши у Гейнрихсдорфа; затем Наполеон обогнал корпус Нея.
– Vive l’empereur![3] – возликовали гренадеры, увидев знакомую фигуру в конно-егерском мундире, на белом коне.
– Я привел вам армию, – сказал Наполеон Удино. Потом поднес к глазам подзорную трубу: – Где Алле?
– Там, позади неприятеля. Я посадил бы его задом в воду, если бы у меня были люди, но я растратил своих гренадер. Если русские пойдут вперед, они прорвут наш строй, как паутину.
– Сколько их? – спросил Наполеон.
– Тысяч восемьдесят.
– Кажется, их больше.
Император стал подниматься на холм, чтобы как следует осмотреть позиции. Удино выехал вперед.
– Сир, ваше место не там. Я сам пойду, зачем вам подставляться под пули? Взгляните, как они отделали мою лошадь!
Но император смотрел не на лошадь, а в подзорную трубу.
– Я знал, Удино, что там, где вы, мне следует бояться только за вас, – сказал он наконец, – но сегодня вы превзошли самого себя. Если неприятель еще несколько часов пробудет на тех же позициях, он погиб.
Подозвав адъютанта, Наполеон продиктовал письмо маршалу Мюрату: «Канонада длится с трех часов утра, похоже, здесь вся русская армия. Его величество полагает, что Вы заняли Кёнигсберг (для этого довольно дивизии драгун и маршала Сульта), и велит Вам идти к Фридланду с двумя дивизиями кирасир и маршалом Даву: возможно, что дело продлится еще и завтра. Постарайтесь прибыть к часу
Да здравствует император! (
