обводит взглядом притихших евреев и вдруг взрывается:
– Эй! Ты что это, плевать вздумал? Плевать на стол и вредно, и глупо. Есть особый горшок, в него и плюй! А если ты не просто плюнул, а что-то имел в виду, когда плевал, то послушай внимательно! Шамах! Послушай! Слышишь топот за стеной? Это наши солдаты. Они повсюду, и, сколько ни плюй, они здесь останутся навсегда! Сколько ни плюй, ни тебе, ни другим вонючим евреям не сбить пыли, что мы поднимаем своими ногами в вашем грязном еврейском мире, в вашем мелухлах яхуди… Кто тут у вас царь? Я спрашиваю, кто тут у вас мелех. Ирод Великий? Так он же араб – что с той, что с другой стороны. Но он и еврей. А еще – друг императора Августа, которого я однажды видел собственными глазами, да будь он благословен… Хотя он же – бог, вот пусть сам себя и благословляет.
Секст сделал секундную паузу и провозгласил:
– Теперь вам все понятно, мои маленькие еврейские друзья? Держите свои плевки при себе. Мы пришли, мы здесь, и мы никогда не уйдем. Per omnia saecula saeculorum. Во веки веков и превыше всего…
А теперь я готов перенестись с вами в Каллирое, город, где царь Ирод Великий выстроил себе бани над целебными горячими источниками.
Глава 2
Ироду в тот момент шел семьдесят третий год. Тучный, с громадным животом, подверженный неистовым приступам бешенства, он стал виновником смерти многих, в том числе людей близких – мы бы сказали, если бы речь шла не о царе, дорогих. Ноги его никак не могли согреться, а боль в икрах едва не заставляла лезть на стенку – так он страдал. В те минуты, что я описываю, у него в гостях был прибывший из Рима Луций Метелл Педикул, и, после того как гость и хозяин насладились горячей баней, их провели в баню потогонную, где служитель мягким скребком принялся сгонять с их тел пот, смешавшийся с целебным маслом. Раб принес вино. Метелл принял кубок и заявил, что должен объявить царю нечто, и что, объявляя это, он желает выказать максимальное почтение к хозяину и его дому.
– Какое почтение, Метелл, между теми, кто сидит нагишом? Посмотри на мое брюхо. Хотя лучше не смотри. Именно там, в своем преклонном уже возрасте, я веду главные войны, хотя у меня есть и прочие поля сражений.
Взяв в рот немного принесенного вина, он выплюнул его на стоящего рядом раба и сказал:
– Ослиная моча. Принеси фалернского! – И, повернувшись к Метеллу, спросил: – Так что там у нас с почтением?
– Император говорит, – начал гость, – что великому правителю не к лицу превращать свою личную жизнь в публичное действо. Особенно в землях, основу существования которых составляет мораль! Прошу меня извинить, но именно это я был обязан передать.
– Показуха и лицемерие! – ухмыльнулся Ирод. – Мойте ручки перед едой, держите горшки и жаровни в чистоте! Все это идет от фарисеев! Грязные свиньи. Мораль не имеет никакого отношения к заботам правления. Кстати, это я узнал именно от римлян.
– Император Август, – мягко продолжал между тем Метелл, – использовал бы здесь слово цинизм. Он
